Контракт

— А я стремлюсь? — спросил Митя рассеянно, даже не глядя в ее сторону. Илона оторопела. И ничего не ответила. Говорить что-то типа: «Тебе лучше знать» — банальность, а что тут еще-то скажешь? Лучше ничего не говорить. Он приходил к ней теперь каждое утро, иногда ненадолго, иногда внезапно, как сегодня, ввалился и сообщил, что отныне единственная его забота, отрада и друг зовутся одинаково: Илона.

— Нет, Митя, к счастью, я не единственный твой друг. И даже не единственная забота. Исидора все еще в больнице, ты обещал навестить ее до отъезда. Она очень просила, ты клятвенно пообещал.

Спасибо Илоне, пальчиком указующей, Митя по дороге купил огромный букет белых гвоздик, их в подземном переходе продавали, и апельсины в киоске.

Свидание с учительницей он откладывал долго. Подсознательно ли, осознанно — но будто страшился увидеть боль и страдание, а возможно, вину чувствовал, что долго не шел к ней. Так бывает, вначале откладываешь, завтра да завтра, потом и показаться неудобно: «Отчего ж раньше-то не шел?» — спросят, в ответ сказать нечего.

А свидание вышло чудесным. Он устыдился своей черствости неимоверно. Хотел повиниться, но это было бы совсем грубо. Неширокая койка у окна, цветы на тумбочке, много цветов — первое, что в глаза бросилось. И ее нежно-сиреневый длинный халат, зелеными завитушками подернутый. Исидора глядела прямо, как всегда, даже повеселей обычного глядела. Да, ждала его, чтоб напутствовать и ободрить. Тут сюрприз, неслыханная удача! Ее бывший ученик, — а они ведь чем только не занимаются, когда неразбериха и паника начались, сферу деятельности переменили многие, — Сережа Михайловский в банкиры подался. Он и пианист был не из последних, а талантливый человек талантлив во всем, это будто про Сергея и сказано, преуспел. Но до сих пор, двадцать лет почти спустя, этот большой, шумно пыхтящий человек чувствовал себя обязанным Исидоре Валерьевне. Подношения от него («Подачки мне не нужны, Сережа, убери деньги немедленно, стыдно!») она не принимала, но помочь Вележеву позволила. На радостях Сережа и карточку кредитную мгновенно на Митино имя оформил, и подсказал, где остановиться. «Там и машину подгонят, Митьку вашего возить, с шофером. Я позабочусь. И захочет Митюха разволноваться, а не получится. Мы победим!»

— Понимаете, Исидора Валерьевна, успех надо готовить. Вы преподаете обстоятельно, скрупулезной тщательности я научился от вас. В долгу неоплатном. Митина победа вам здоровья добавит, это сто пудов. Я местность вокруг А. знаю хорошо, не раз там бывал, а наш брат никогда в точке действа не живет. Поодаль, поодаль. Новорусская хорошо проверенная примета.

К отелю минут пятнадцать витыми тропками автомобили крутятся, но красотища какая! Горы вокруг, гостиница перворазрядная, здание под старину оформлено, на первом этаже церковка крохотная, стены мозаичные — типа «конфессии всех стран, соединяйтесь!», и черный рояль «Steinway» в холле; вдобавок будет там Митя единственным гостем сейчас. Я с хозяином говорил, они вот-вот реконструкцию начнут. Но из любви к музыке согласны две недели повременить с ремонтом и комфортабельно обустроить претендента на безоговорочную победу. Это важно, он же отродясь один никуда не выезжал. Вы хотите, чтобы без вашего присмотра в угол забился и там весь конкурс просидел? А так — будет у него первый опыт — положительный и победительный! Ручаюсь! Для вас — за ценой не постою. На репетицию его отвезут, с репетиции доставят обратно, любой каприз. Занимайся, когда угодно и сколько угодно. А надоело заниматься — гуляй, танцуй, в окно смотри, а там виды, доложу я вам — фантастические, дорогого стоят!

— И они действительно стоят дорого, как я понимаю, — начала Исидора, но Михайловский резко перебил ее и воздух ладонью рассек, как отрубил:

— Ничего не стоят. Для меня — пустяк, а вы уж сделайте одолжение, примите.

Исидора рассказывала Мите подробности предельно коротко — кто да что, почему да зачем. Получалось, что господин банкир основательно вопрос прозондировал, финансируя даже те затраты, что казались необязательными. Исидора Валерьевна прекрасно знала Митино неумение радоваться подаркам судьбы. Он легко переносил лишения и бедность, но изменения к лучшему принимал как само собой разумеющееся. Казался равнодушным к отсутствию элементарных благ, но широкие жесты воспринимал как должное, будто придавать внимание таким ничего не значащим мелочам — глупо. Откуда в нем эта великосветская небрежность, презрение к суете и мирским хлопотам, Исидора не понимала. Она спохватывалась, вспоминала об индийских корнях и, как все, не могла удержаться от соблазна объяснить любую странность гипотетическим наличием отца, родившегося то ли в самих Гималаях, то ли где-то поблизости от заснеженных горных вершин.