Контракт

Это смешно, это нелепо, ну кто не рассмеется сочетанию типа «музыка любви», но ей казалось, что Митя и впрямь воспринимал ее как нотный текст, представший ему в виде женщины. Он читал с листа, разучивал, интерпретировал ее, как партитуру, непостижимым образом соединяя биение жизни с ритмическими последовательностями, не делая различий между реальностью и закорючками на пяти линейках. Даже сейчас он не выходил за рамки привычного ему, даже сейчас, когда мир снова сузился, теперь до размера двух синевой бликующих черных зрачков, в которые она проникала, ввинчивалась взглядом, как ввинчиваются в виртуальную реальность, задворками сознания помня, что любые страхи и восторги — всего лишь игра. Экстрим на некоторое время.

Зазеркалье. Питер Уэйль

Изломанные интонации второго, ми-бемоль мажорного «Ноктюрна» задразнили его, хрестоматийный и многажды игранный, тот открылся ему заново, он слышал издевку и даже ехидный, намеком обозначенный смех. Из многих вещей, вызубренных, добросовестно выверенных и порядком надоевших, вывалились незамеченные подробности, меняющие целое до неузнаваемости. Добавьте резкости здесь, яркости тут, прошелестите там, где привыкли декламировать, — и произведение изменится в корне!

Скучные повторы хорошо известного, упражнения и гаммы, гаммы, ежедневный выматывающий тренаж — наука продуктивных занятий во время конкурса: «Проигрывайте без рояля, мысленно вычищая, стирая пыль с мелодий и пассажей. Меняйте темпы, иногда пройдите преувеличенно медленно, внутренним слухом выверяя точность, пройдите программу от начала и до конца». Уже сама постановка вопроса не кажется вам издевательской?

Митя репетировал на рояле в концертном зале, вслушиваясь в особенности звучания деревянного (как ни восторгайся качеством дерева, сколько ни изумляйся чудесам настройки регистров, но сути не изменишь) сценического монстра. Монстр ему нравился, удача! Недовольство роялем равно поражению, когда речь идет о состязании, а публичное выступление, заранее объявленный концерт с анонсами в афишах, обречено остаться блеклым и вымученным.

Виртуозно проведенная жеребьевка (в холле концертного комплекса собрали всех претендентов, лототрон соседствовал с бутербродами и фруктами. Ненапряженное начало, хорошо организованная вольница: вытягиваешь билетик, отмечаешься у столика регистраторши, даже номер паспорта вписывается в журнал. Отвечаешь на вопросы аккредитованных журналистов, Илона тогда еще не приехала; пьешь воду — понятно, в горле у тебя пересохло, улыбаешься камерам и объективам, нынче ведь не столько вопросы задают, сколько запечатлевают, нужно ежесекундно помнить о выражении лица, Митя сбежал оттуда минут через десять) принесла ему номер «1». Митя поначалу обиделся: пятьдесят семь музыкантов съехалось, единица показалась ему тоскливой. Или хвастливой. Но потом приободрился и воспринял это как счастливый поворот событий: первым отыграл, весь день свободен, а другие подолгу расхаживают за сценой или судорожно повторяют куски программы в классах — конкурсантам выделили двухэтажное здание для занятий, время расписано посекундно. Митю сложности расписания не касаются, он играет дома, в хорошо запрятанной горной гостинице с видом на Монблан. Рояль там неразболтан и отстроен по всем правилам, звучит очень сходно с конкурсным, вот она — истинная удача! И Митина тайна-секрет. Никто не знает о рояле, кроме Илоны и Исидоры Валерьевны, она даже слушала начало ноктюрна и куски сонаты по телефону. Отметила пару моментов, замечает несоответствия мгновенно, профессионал! Сейчас он жестоко мучился от своей невольной черствости. Предотъездной черствости, предконкурсной, она, конечно, все понимает, но совесть грызла и кусала Митю нещадно. Не пришел к ней в больницу первым, не пришел вовремя, не приходил каждый день — почему? Проехали, хватит. Исидора не сердится, будто и не заметила неуклюжести его настроений. Неотесанности. Он отчетливо помнит нежелание видеть ее. Твердил себе: «Я свободен! Я независим!» Где связь, непонятно, она в клинике с инфарктом, а он по-детски обижен. Ни с того ни с сего.

Он читал, что подобное бесчувствие наблюдается у детей, намыкавшихся с родителем-деспотом. Но Митя не мыкался, он учился. А учит Исидора хорошо. Он и правда сошел с ума тогда, представления утратили определенность, разъехалась система, будто клинья из пазов выпали, привычное шокировало новизной, как шокирует сейчас прочтенный заново соль-минорный барденновский «Ноктюрн».

Митя все-таки не успел увернуться от одного из журналистов, резво подскочившего с вопросами:

— Теперь вы обладатель билетика № 1. Расцениваете это как удачу?

— Как результат жеребьевки разве что. Порядковый номер, не более того. Вставать придется рано.

— Почему вы решили участвовать в конкурсе имени Эмиля Барденна? Престиж?