Он вдруг осознал, что не может отвлечься. Так начинается невроз, так сходят с рельсов. И эта комната с голубой мебелью раздражает его. И вид из окна, где застывшие деревья кажутся вклеенными в голубоватую синеву горного пейзажа. Он в изнеможении лицом вниз повалился на широкую и преувеличенно гладкую кровать, преодолевая настойчивое желание спуститься в холл и крепкими пальцами, неторопливо пройти еще раз первую часть фортепианного «Концерта» от начала и до конца.
Нет, нет и нет! Постоянно заниматься — разновидность тика, никакой необходимости тревожить клавиши по пустякам. Одно необходимо — расслабиться наконец, уснуть без снов и видений. Снова и снова считал он до десяти, но заполошная бодрость изводила душу, отменяла любые усилия. В конце концов сухое треньканье телефона отвлекло от настойчивых попыток забыться. Митя судорожно схватился за бликующую пластиковую соломинку для связи с большой землей: SOS! Ему не нравится эта гостиница на отшибе, он комфортабельно оторван от реальности, только и всего! И официант по утрам смотрит каким-то странным изучающим взглядом, словно собирается писать его портрет, а метрдотель подчеркнуто, надоедливо, дрессированно вежлив. И зачем эта подчеркнутая вежливость, зачем? Он сорвался в трубку, он почти кричал, не делая пауз.
Спокойный, как всегда, голос Исидоры Валерьевны вклинился в этот монолог отчаяния, останавливая истерический разгул сознания выпестованного ею ученика:
— Митя, подчеркнутая вежливость неизмеримо лучше любого хамства. Я тебе это и раньше говорила. Как твои дела, как жеребьевка?
— Меня дико раздражает гостиница, Исидора Валерьевна.
— Это я уже поняла, дальше.
— Я не могу успокоиться, начинаю волноваться, когда оказываюсь здесь.
— С непривычки, пройдет. Чуть освоишься, это быстро в твоем возрасте, установится ритм и распорядок, почувствуешь покой и уют. Не все сразу. Ты умен и талантлив! — помни об этом каждую минуту. И не отвлекайся на мелочи. Не надо рассматривать соперников, ты не на дуэль после бала приехал. Есть только ты, и есть твоя программа, ты ее превосходно знаешь, выучил, отшлифовал. Ты уже взрослый, даже слишком! Помни, легендарный Эмиль Барденн в двадцать пять лет достиг вершин славы.
— Я не знаю, как обозначить, но странное смятение внутри. Я появляюсь в жерле адского котла — административный корпус и концертный зал иначе не назовешь — тут же смущаюсь, все рассыпается. Вокруг столько китайцев и корейцев, они иначе играют, иначе реагируют, так нехорошо говорить, но я теряю самообладание, постоянно с ними сталкиваясь, слушая их игру!
— Не слушай.
— Я поневоле. Мимо прохожу, часто двери открыты.
— Митя, этот конкурс в высшей степени европейский. Потому я и хотела, чтобы ты непременно в нем участвовал. Кто лучше может прочувствовать музыку Барденна — ты, кого я растила мыслящим человеком, воспитанный на беспрерывности традиций, умеющий к тому же сильно и глубоко чувствовать, — или пианист, приобщающийся к чуждой ему культуре? Если бы тебе предстояло играть китайский фольклор — я бы, пожалуй, переживала.
Вовсе не думай ни о чем! Кроме музыки. Ты можешь читать, можешь смотреть телевизор иногда, учить языки понемногу, результат скоро даст себя знать — вот увидишь! Ты сейчас впитываешь впечатления, как губка, не теряй момент, тебе это вскоре очень и очень пригодится. Ты можешь гулять, но не впопыхах, а неторопливо ходи пешком, от часа до полутора в день, слышишь? Это важно! Не расходуй зря образы и чувства. Не думай ни о чем в перерывах между занятиями. И сосредоточивайся мгновенно, когда необходимо. Какой у тебя номер, кстати? Ах, боже мой, постой… сейчас тебя в новостях показывают, Митенька, да ты просто великолепен! Номер первый! Как мило. И ты говоришь! Ты сам говоришь с журналистом, браво!.. Нет, слово «легитимность» ты зря приплел. Но эффектно, своеобразный шарм… Поздравляю, тебя в России уже видят и, как всегда, любят. Я потрясена, это лучшее лекарство для старенькой училки, не возражай. — В голосе Исидоры явственно слышались нотки удовлетворенного самолюбия, она, шелестя, засмеялась — легонько, почти неслышно. — И прекрати, дорогой мой, нервничать. Выпей чаю с вареньем, я уверена, его подадут в номер, если ты снимешь трубку гостиничного телефона, обычно аппарат стоит на тумбочке. Так? Позвони, подожди, тебе все принесут; неторопливыми глотками пей теплый зеленый чай. Ты заснешь незамедлительно. Я уверена.
Он расслышал соль-диез протяжных гудков и вздохнул с явным облегчением. Исидорина уверенность непоколебима, она передается на расстоянии. Митя выполнил указания до мелочей и уже через полчаса спал, дыша безмятежно и ровно.