Контракт

Рыжий хвост торчком, деловитая мордочка, малюсенькие лапки цепко хватаются за следующую перекладину, скребущее постукивание коготков, детали неразличимы, свист вертящегося колеса, скорость и беспрерывность делают его размытой лентой с нечеткими краями. Стремительный бег на месте тренированной белки. Впрочем, почему «тренированной»? Испуганный зверек оказался внутри колеса, от безвыходки прутья царапает, за выживание борется. Колесо кто-то извне вращает, остановить движение белка не умеет, не знает как. Постепенно привыкла, чуть что коготки вонзает, вострит изящно хвост — и за дело. Механическое веселье, белке процесс понравился. Ярмарочное развлечение. Ах да, совсем забыла — и в клетке у белочки такое колесико приделано, она сама его вертит. Природой заложена неутомимость и страсть к движению в никуда. А зрителям любопытно наблюдать ее прицельную ловкость.

Так или примерно так думала Илона Вельская, красавица и светская журналистка, о своих метаниях по конкурсным событиям, в самый центр которых она поневоле ввинтилась.

Уже десять дней с неимоверной скоростью и завидной энергией она бежит по кругу, не особо при этом сдвигаясь с места, чувствуя себя наподобие этой самой белки в колесе, но колесо-то из чужой клетки, будто она его сперла откуда-то и к себе притащила. Резиденты каких-нибудь вражеских разведок надевают чужую личину и внедряются внутрь секретного чего-то там по производству оружия, так скажем. Вот чем-то вроде такого резидента Илона себя иногда ощущала, оказавшись в самом что ни на есть горниле музыкального конкурса в А. Время сжалось, дни так наполнены, что казались бесконечными.

Она понимала, что может поднатужиться и выглядеть эффектно для постороннего взгляда, но устава чужого монастыря Илона явно не знала, рисковать и чрезмерно высовываться не хотелось. «Со своим уставом не ходи…» — сказано. А как узнать чужой устав быстро и в точности — не сказано. На это время нужно, как минимум.

Времени не было — конкурс в разгаре. Илона наблюдала и одновременно участвовала: описывала события и находилась в теснейшем контакте с двумя ключевыми персонами крупнейшего музыкального состязания. Голова у нее шла кругом, на автопилоте она просыпалась утром, шла на завтрак в очень приличном отеле, поблизости от концертного комплекса, там непременно встречалась с Питером Уэйлем, завтракали они вместе. Это было самое счастливое время дня, хотя она всегда считала себя совой, а не жаворонком. Совы оживают по ночам. Утренние часы могут бодрить только в случае приятных сновидений. Но здесь, в А., она стала жаворонком, она приветлива и счастлива по утрам!

Питер был ее единственным проводником по новой для нее территории музыкальных страстей, радостей, горестей и скандалов. Илона слушала почти всех конкурсантов во время первого тура, потом большинство участников второго тура — и главным открытием было: здесь нет места необъективности! Склоки, дрязги в жюри, «выдвигание» собственных учеников и «задвигание» чужих, муки оскорбленного самолюбия, взаимные обвинения и непременная зависть, но побеждает все-таки тот, кто сыграл лучше и убедительнее всех — в нужное время и в нужном месте, там и тогда, здесь и сейчас. Неотменимо. Иначе не происходит. Иначе смешно. Суровая штука — музыка.

Сравнивать музыкантов со спортсменами неэтично — а ведь она почти утвердилась в мысли, особенно после прочитанных книг на околомузыкальные темы, — что между ними нет особой разницы. Выдержка, выносливость, подготовленность, изнурительные тренировки, мечты о победе и больших деньгах. Все так. Но для спортсмена главное — добежать быстрее, забить гол вовремя и прыгнуть выше всех. Эмоциональность бегуна или умение атлета прыгать изящно на результат не влияют. А для пианиста изыски и тонкости — главное. Хотя нет, главное — бурный темперамент. Снова не так. Главное — умение сыграть по-своему, отличаться. Не то, не то, не так… Илона впервые в жизни поняла: она понятия не имеет, как описывать происходящее. Музыку словами не расскажешь. Она читала чужие статьи о музыке — либо скучно и заумно, либо поверхностно. Либо пишут музыканты — тогда смешно, они редко умеют хорошо писать. Либо дилетанты — тогда еще смешнее, они своими словами пересказывают ощущения дилетанта. Впрочем, соображения дилетанта не веселят. Так что в обоих случаях грустно.

Грустно или смешно — мелочи, дело куда хуже: рассказывать о музыке словами — нонсенс и заведомый волапюк. Совсем никуда, о музыкальном конкурсе невозможно составить общее впечатление, написать вразумительный репортаж — уже проблематично. Почти то же самое, что рапортовать из центра научных исследований. Ведь светские радости не интересуют в А. никого.

Это засекреченный дельфинарий. Вот, пожалуй, так точнее всего. Невиданные доселе виды дельфинов демонстрируют неизученные способности. Информация секретная, никто не знает, как аномальные явления применять на практике, потому полная и безоговорочная тайна.