Контрмеры

— Законам — да, — с прежней серьёзностью отозвалась Сарина. — Но мораль универсальнее, она применима ко всем вменяемым разумным существам. Или у вас считают по-другому?

«Знала бы ты, как у нас считают», — мрачно подумал Рон. Ему было стыдно. И за пришедшую из седой визаррской древности поговорку «человек человеку враг», и за стандартную политику по отношению к ксеноморфам, о которой он слышал много разного, но никогда и ничего хорошего, и за… в общем, за многое.

То, что он сам, Рон Гайлэм, ни в чём постыдном замешан не был, положения не облегчало.

— Ладно, продолжим об этических ограничениях. Хезрас со своей командой узнал о вашей биохимии вполне достаточно, чтобы синтезировать комплекс веществ, способствующий откровенности. Лёгкий наркотик для эйфории, чуток депрессанта с избирательным действием — снизить волевой контроль, плюс стимулятор памяти… в дремучие докосмические времена такое зелье называли, кажется, «балаболкины капли». Но если я хотя бы заикнусь о таком прикладном эффекте его целительских изысканий, Хезрас немедленно потащит меня на допрос в комиссию по этике. И будет прав. Значит, медицину тоже отбрасываем. Остаётся имитатор.

— Что?

— Имитатор, — повторила Сарина медленно и отчётливо. — Механическое устройство, создающее качественную иллюзию, мало- или вообще неотличимую от реальности. Имитатор делает примерно то же, что и насылающий морок Владеющий, только методы другие.

— Понятно.

«Ещё бы мне не было понятно. В виртуальной реальности можно, например, несколько раз подряд содрать с жертвы кожу. Со всей сопутствующей кровищей, воплями, полноценным набором болевых ощущений… и без опасений, что в реальности это приведёт к чему-нибудь серьёзному. Заикание и ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь — это ведь несерьёзно, да?»

— И что же мешает вам, уважаемая, применить ко мне этот чудный бескровный метод?

— Ничто. Кроме этических принципов.

Взгляд Сарины в упор был глубоким и редкостно тяжёлым. Даже направь она на Рона готовое к выстрелу оружие, давление вряд ли стало бы сильнее. Смотреть ей в лицо было… неуютно. Да нет, какое там — неуютно! Если для самого себя, честно, то попросту страшно.

Лучше изучать матовые разводы на полу межпалубного лифта.

А Сарина меж тем не унималась.

— Я с удовольствием засунула бы в имитатор того гада, который отдал приказ стрелять по планете главным калибром. Или, на худой конец, того, кто лично давил на гашетку. И тысяча с лишним мертвецов молча кивнули бы мне, давая необходимое оправдание жестокости. Я бы лично и с большим удовольствием прижала мороком скользкого типа, из-за которого погиб Ласкис. Но всё, что произошло между вашими вояками и нами, не меняет одного простого факта. Лично ты, Рон, никакой ответственности за инцидент в тринадцатом подсекторе не несёшь. Больше того, ты даже военнопленным считаться не можешь. Тебя доставили на борт «Росомахи», но не как врага, бросившего оружие в безнадёжной ситуации, а скорее как вынужденного гостя. Сам по себе способ захвата уже был этически сомнителен, поэтому никто из нас не имеет права усугублять ситуацию.

Рон всё-таки посмотрел на свою визави прямо.

— Вы это серьёзно?

— Что — «это»?

— Неважно. И…

— Да?

— Извините.

— А вот это уже лишнее. Будь ты виноват в чём-то таком, что требует извинений, я говорила бы с тобой совсем иначе. Или у вас в традиции коллективная ответственность?

— Ну… не совсем.

«У нас принято находить стрелочников. Но при одной мысли о том, как я объясняю значение данного „термина“, меня начинает тошнить.

Гадство! Что же там всё-таки произошло? Система ведь была пуста…

Нет. Её во всеуслышание объявили пустой. Надо ли тебе объяснять, насколько могут расходиться реальность и публичные заявления Вожаков?

Гадство!»

От расспросов Рона спасли остановка лифта и поспешный встречный вопрос:

— Раз вы спрашиваете такое, получается, что у виирай ответственность коллективной просто не бывает?

— Бывает, наверно. Но очень редко, в порядке исключения. Вдумайся: ведь «коллективная ответственность» — это либо оксюморон, либо, скорее, вообще катахреза. То бишь внутренне противоречивое высказывание. Нести ответственность можно лишь за что-то конкретное: поступок, слово, мысль. Ни первое, ни второе, ни третье не могут быть плодом усилий масс. Только индивида. И если иногда бывает сложно сказать, кто именно должен отвечать за тот или иной факт, в самом существовании конкретного ответственного лица усомниться нельзя.

— А если приказ исходит не от конкретного лица? Например, есть закон, выработанный коллегиально и утверждённый большинством голосов. Кому вменять в вину исполнение такого закона, если в конкретных обстоятельствах он оказался… сомнителен?

— Кому? Исполнителю, — ответила Сарина без тени сомнений. — Если закон вынуждает стрелять в разумных существ, в хаос такой закон! Кстати, коллегиально выработанные правила всегда будут в лучшем случае сомнительны. Компромисс — не самый лучший путь решения возникающих проблем.

— А какой, по-вашему, лучший?