Контрольное вторжение

Так, чтобы позвоночник сломался сразу в четырех местах и чтоб ни один медик не взялся потом за воскрешение того, что останется от этого ничтожества. Нельзя.

Только он может включить бомбу, заложенную в моей голове. Все остальные убьют меня безо всякой пользы.

— Прошу извинить, господин Тэн. Вы, как ученый, прекрасно понимаете, что мои возможности адаптироваться в новых условиях не безграничны. — Я сложил губы в вежливой улыбке, лицо Эдгара разгладилось и вернулось к стандартному восторженно-идиотскому выражению. — Я вижу, господин Тэн, что вами движут весьма высокие нравственные установки и жизнь каждого человека является для вас высочайшей ценностью, поэтому я обещаю вам, что когда придет ваш час, вы умрете совсем не больно.

Моя улыбка стала широкой и искренней. Мой собеседник побледнел. Если за те минуты, пока мы спускались на лифте, он приобрел устойчивый синдром клаустрофобии, то я могу считать, что жизнь прожита мною не зря.

85, 80, 75… Небоскребы очень легко и приятно разрушать. Нужно всего несколько не очень мощных бомбовых ударов для полного уничтожения инфраструктуры города, а уж психическое состояние горожан после хорошей бомбардировки и представить себе сложно.

Очень-очень скоро господин Тэн будет трепетать от страха, поднимаясь в свою контору на 119 этаже. Достаточно рухнуть одной высотке, чтобы испортить настроение всему этому поганенькому мирку.

— На большее я и не рассчитывал, господин Ломакин, — выдавил из себя Эдгар Тэн. — Тем более в первый день нашего знакомства. Но в любом случае спасибо за искренность.

Кабина лифта остановилась, и внутрь вошли сразу пять человек в строгих черных костюмах, черных очках и черных галстуках-бабочках. Вначале я подумал, что это роботы, настолько они были одинаковы. Но от них пахло пивом, одеколоном и нестираными носками. Пришлось признать в них людей. Они доехали до нулевого уровня и выбрались из лифтового параллелепипеда на вольный воздух. Мы же с Тэном остались внутри и проложили путешествие теперь уже в преисподнюю. Экранчик грозно перебирал отрицательные числа.

— 10, —11, — 12… Уши заложило. По спине пробежал холодок. Что меня ждет? Каменная сырая одиночка, холод и голод?

Минус 24-й уровень. Прибыли. Снова коридор. На этот раз серый и совсем узкий. В такой тесноте легковооруженный карлик запросто остановил бы продвижение железных орд Адольфа Черного. Стало тоскливо и очень страшно.

— Нам сюда, — сказал Тэн и показал на одинокую дверь в стене.

Он долго копался в карманах, извлекая одну за другой связки старинных ключей. Долго выбирал нужный. Наконец замок щелкнул, и мы вошли. Тэн нажал на клавишу выключателя. Тусклая спираль лампы накаливания, с трудом преодолела сопротивление тьмы. Бледно-розовые стены озарились чахлым желтым светом. Мне показалось, что я видел, как неторопливо проползли по полу тени, прежде чем занять свои места в углах. Комната была обставлена с претензией на комфорт. Поверх неровного паркета распластался потертый пыльный ковер с разлохмаченной бахромой на одном краю и треугольной дырой на другом. У стены доживала свои последние Дни ребристая кровать, чем-то похожая на сдохшего от дистрофии бегемота. Стену справа украшала большая картина в тяжелой резной раме. На ней бородатые люди с серьезными лицами что-то обсуждали на фоне злобных полосатых флагов. Я подумал, что за этим полотном непременно должно скрываться что-нибудь безобразное. Например, никогда не высыхающее кровавое пятно. Рядом с картиной шершавый монолит стены был пробит стеклянной дверью, скрывавшей, судя по журчанию воды, душевую комнату и туалет. Стена напротив предполагаемого туалета, наоборот, была идеально гладкой и больше всего напоминала боковину гигантского аквариума или старинный медийный экран.

— Это комната, в которой вам предстоит сделать выбор, станете ли вы свободным или умрете, как и жили, в кабале человеконенавистнических идей. До свидания.

— А пожрать?

Дверь за человеком-рыбой закрылась, и я остался в полном одиночестве. Совсем один в недрах вражеского мира. Даже компания Тэна казалась более желанной, чем страшное одиночество. Я почел за лучшее лечь спать. Усталость должна победить голод, а сон позволит мне набраться сил перед грядущими испытаниями. Еще раз окинув взглядом убогое помещение, я выключил свет, и комната погрузилась в плотную, физически ощутимую тьму, которую не рассеивали уличные фонари или свет из окон соседнего дома. Это была иная тьма.

В такой тьме обитают чудовища, и если капельку напрячь фантазию, то они вполне могут материализоваться. Мне стало не по себе, и я еще раз щелкнул выключателем. Лучше буду спать при свете, как в детстве.