А теперь о самом главном — мятеже, путче, восстании, — называют по-всякому. Лжедемократы нарекли происшествие мятежом. Стороженко же назвал это событие восстанием против ельцинского агрессивного режима и его «семьи», в состав которой входили Березовский, Гусинский, Смоленский и другие, обвиненные в разное время в совершении уголовных преступлений. Он считал, что в авантюре, происходившей 3 и 4 октября, повинны обе ветви власти. А в первую очередь пострадали оболваненные и одураченные москвичи и подвижники из провинций, попавшие под ливень омоновских пуль и армейских танковых снарядов.
Слушая передачи телевидения и радио, читая официальную периодику, Николай приходил к мысли о полной схожести их содержания с вещанием доперестроечного периода, когда хвалебные оды вождям и их политическому курсу являлись обязаловкой. Любая власть платит тем, кто крутит ей музыку. Оппозицию же к голубому экрану правители не подпускали.
В ответ на политическое хамство последняя вынуждена была создавать свои органы информации, которые, естественно, противостояли проправительственным «говорящим головам» и «пишущей братии».
У обывателя всегда существует недоверие к официальным источникам: слишком профессионально они врали, что вызывало у людей протест против неприкрытой лжи. Экономические промахи, рейдерская приватизация, астрономические займы и кредиты, популистские обещания, постоянно снижающийся уровень жизни, опротивевшее всем противоборство ветвей власти, опасная суверенизация по рецептам президента — все это заставляло задавать себе и близким вопрос: куда мы идем?
Ельцин абсолютно не подходил для роли государственного деятеля. «Пьяница и самодур, — напишет со временем А.Д. Шутов в упоминаемой ранее книге, — он без оглядки промотал наше достояние, накопленное трудом многих поколений, отринул от государства огромные территории в пользу других держав, растерял друзей и союзников, расстрелял законно избранный парламент, лишил страну международного влияния. Чуждый благородства и интеллекта, сострадания к Родине и народу, он отдал их на растерзание грабителям, которые выкачали и продолжали выкачивать из них все жизненные блага и энергию. Такого правителя во веки веков не было ни у одного народа в мире».
Николаю порой казалось, что М. Нострадамус имел в виду Ельцина, когда писал в своих «Центуриях»:
Страна действительно стонала от ельцинских реформ без реформ — вселенского ограбления народа. Средства политического оболванивания: газеты, журналы, радио и телевидение — успокаивали общество скорыми подвижками. Президент к месту и не к месту хвастался всенародной поддержкой. Какой? В референдуме принимала участие одна треть населения, а если учесть подтасовки тех, кто считал голоса, то картина «всенародной избранности» сомнительна.
3 октября зажатые омоновцами с 21 сентября люди решили прорвать кольцо щитов и бронежилетов. Что же сдетонировало автоматно-пушечный огонь, большую кровь и сотни смертей ни в чем не повинных граждан?
Во-первых, многотысячный марш демонстрантов, прорвавших милицейский кордон на Крымском мосту. Во-вторых, провокационная стрельба еринских снайперов из мэрии по парламенту — искра обернулась пламенем. (Ерин возглавлял МВД РФ, получил от Ельцина за «подвиги» Героя России, звание генерала армии, а после расстрела парламента был отправлен заместителем Службы внешней разведки. Наверное, контролировать работу разведчиков? —
А дальше москвичи и приезжие, защитники Конституции, бросились на цепи омоновцев, блокирующих здания гостиницы «Мир» и мэрии. Началась настоящая сшибка. Не надо быть опытным следователем, чтобы по следам пуль на стволах деревьев понять, кто и откуда стрелял по людям. Шквал стихии нарастал, превращаясь в вал мести и жестокости.
Вот он, пушкинский бунт! Он уже начинался разгораться.
«Освобождение Белого дома, — писал генерал-лейтенант Н.С. Леонов, — оказалось неожиданным для его сидельцев, у руководства Верховного Совета не было никакой осмысленной и продуманной программы действий».