Контрреволюция и бунт (ЛП)

Напряжение между искусством и революцией кажется непреодолимым. Искусство само по себе, на практике, не может изменить реальность, и искусство не может подчиниться реальным требованиям Эволюции, не отрицая себя. Но искусство может и будет черпать вдохновение и саму свою форму из господствовавшего тогда революционного движения, ибо революция заложена в самой сути искусства. Историческая сущность искусства проявляется во всех формах отчуждения; это исключает любое представление о том, что возвращение эстетической формы сегодня может означать возрождение классицизма, романтизма или любой другой традиционной формы. Позволяет ли анализ социальной реальности указать какие-либо формы искусства, которые отвечали бы революционному потенциалу в современном мире?

Согласно Адорно, искусство реагирует на тотальный характер репрессий и администрации полным отчуждением. Крайними примерами может быть высокоинтеллектуальная, конструктивистская и в то же время спонтанно-бесформенная музыка Джона Кейджа, Штокхаузена, Пьера Булеза.

Но достигли ли эти усилия точки невозврата, то есть точки, когда произведение выходит из измерения отчуждения, сформированного отрицания и противоречия и превращается в звуковую игру, языковую игру — безвредную и без обязательств, шок, который больше не шокирует, и, следовательно, уступает?

Радикальная литература, которая говорит в бесформенной полуспонтанности и прямоте, теряет вместе с эстетической формой политическое содержание, в то время как это содержание прорывается в наиболее высоко сформированных стихотворениях Аллана Гинзберга и Ферлингетти. Самое бескомпромиссное, самое крайнее обвинение нашло выражение в работе, которая именно из-за своего радикализма отталкивает политическую сферу: в работе Сэмюэля Беккета нет надежды, которую можно перевести в политические термины, эстетическая форма исключает всякое приспособление и оставляет литературу как литературу. И как литература, работа несет в себе одно-единственное послание: покончить с вещами такими, какие они есть. Точно так же революция присутствует в самой совершенной лирике Бертольда Брехта, а не в его политических пьесах, и в «Войцехе» Альбана Берга, а не в сегодняшней антифашистской опере.

Это уход антиискусства, возрождение формы. И вместе с этим мы находим новое выражение изначально подрывных качеств эстетического измерения, особенно красоты как чувственного проявления идеи свободы. Восторг красоты и ужас политики; Брехт сжал это в пяти строках:

 

Внутри меня идет борьба между