Контрреволюция

Это обвинение вызвало озлобленность в Кремле[217], и Дмитрий Козак немедленно ответил: «Судьи говорят о недопустимости ущемления их прав. ‹…› В стране сложилась очень опасная ситуация: у нас появилась каста из 20 тысяч неприкасаемых, которые работают сами на себя. ‹…› Судебная система превратилась в бюро по трудоустройству граждан; там стабильно и не капает… У нас самые неприкасаемые судьи в мире. Они 10 лет строили себе дом, а теперь кто-то пришел и пытается его разрушить. Мы хотим сделать судей максимально независимыми. Однако призывы оставить их в покое и просто дать денег неприемлемы»[218]. На одном из заседаний думского комитета Дмитрий Козак в ярости произнес фразу, которая, несомненно, достойна занять место среди принципов авторитарных лидеров: «Независимость стала для судей самоцелью. Нам, гражданам, независимость ничего не гарантирует». Гражданам нужна «беспристрастность» судей, которая и «есть цель» судебной реформы[219].

Против президентских новаций выступила зампред Конституционного суда Тамара Морщакова: «…Председатель (суда) возбуждает дисциплинарное производство в отношении судьи (сейчас такого производства нет). Причем в законе четко не определены проступки, за которые можно привлечь к дисциплинарной ответственности. То есть если судья первой инстанции вынес приговор, неугодный вышестоящему суду, то этот приговор не только отменяют, но и судья может за это пострадать. Должен судья бояться? Должен»[220]. К ней присоединяется другой судья КС, Владимир Ярославцев: «Если ряд нововведений в законодательство, предложенных группой во главе с Дмитрием Козаком, будет утвержден, то судебному корпусу грозит лишение самостоятельности и независимости»[221].

Но это не остановило Кремль. Президентская команда, проиграв сражение в думском комитете, преодолела сопротивление на пленарном заседании, получив поддержку лидеров основных думских фракций, которые выступили с совместным заявлением, призвав голосовать за президентские новации вопреки позиции профильного комитета.

Представляя законопроект, Дмитрий Козак пошел на прямой обман, заявив, что он согласован с Советом судей, хотя прекрасно знал, что никакого согласия не было и судейское сообщество выступало резко против предлагаемых поправок[222]. Голосование в Думе шло с нарушениями процедурных и юридических норм, о чем прямо говорила Тамара Морщакова: «…Нельзя было вносить такие поправки [в УПК, первое чтение которого было четыре года назад], которые грубо противоречат действующим законам “О статусе судей”, “О судебной системе” и “О Конституционном суде”. В этом видится определенный тактический ход: глава об ограничении судейского иммунитета была внесена как дополнительная и принималась во втором чтении наряду с массой других поправок…[223] Следующим этапом после принятия УПК стало принятие в первом чтении закона “О статусе судей”. При его обсуждении, чтобы снять все сомнения, депутатов убеждали: поскольку вы приняли во втором чтении нормы УПК, упрощающие порядок привлечения судей к уголовной ответственности, то нельзя не одобрить и аналогичные положения закона о статусе. Не может же Госдума сама себе противоречить? По такому же принципу автоматически приняты и основные поправки к федеральным конституционным законам “О судебной системе” и “О Конституционном суде”. Между тем для изменения конституционных законов требуется более 300 голосов»[224].

К концу ноября сопротивление судей было сломлено, и закон со всеми президентскими поправками прошел через обе палаты парламента. Судейское сообщество не смогло получить политической поддержки, никто из парламентариев не стал высказываться против кремлевских реформ и никто не стал обращаться по этому поводу в Конституционный суд. Осознав свое одиночество, высшие суды (ВС и ВАС) также отказались от попыток оспаривать конституционность новых законов, хорошо понимая, что при новом политическом раскладе для Кремля не составит труда провести «тонкую настройку» законодательства и уволить всех недовольных, как это случилось в начале 2001 г., когда из состава Конституционного суда были выведены судьи, занимавшие слишком независимую позицию.

Телефонное право

К каким результатам привела путинская судебная реформа?

Через три года после ее начала Дмитрий Козак, ее автор, признал ее провал и назвал сложившуюся в судебной системе ситуацию «катастрофической и угрожающей»: «Так же, как и другие, эта система поражена коррупцией, и правды там найти невозможно»[225]. Конечно, три года для судебной реформы – слишком маленький срок, чтобы подводить итоги, как и в любой другой реформе, где многое связано с изменением поведения людей. Однако этого времени оказалось достаточно, чтобы подтвердить главные опасения – по независимости российской судебной системы был нанесен сильнейший удар и она вновь стала подчинена исполнительной власти.