Контрудар (Роман, повести, рассказы)

И до чего разнообразным был состав этого живого потока, хлынувшего с севера в сытую, благодатную Таврию. Мужчины, женщины, старики и подростки, рабочие и учителя, претерпевая неслыханные лишения, везли из Харькова, Москвы, Екатеринослава и Тулы свои праздничные костюмы, куски ситца, нитки, мыло, спички, самодельные зажигалки и предлагали все это добро зажиточным тавричанам в обмен на мешочек пшеничной муки и полоску розового, толщиной в ладонь, сала.

И опытный глаз заградиловцев, этого надежного барьера, сдерживавшего поток непланового продовольствия, безошибочно узнавал тех, кто вез харчи для своего питания, от тех, кто переправлял их в города для наживы.

Немытых, грязных, заросших пассажиров изводили и тихая езда и длительное ожидание на станциях. Останавливались не только на всех разъездах и полустанках, но и в пути. По требованию машиниста население теплушек оставляло взятые с боя места и шло на добычу топлива. Отправлялись в ненасытную топку паровоза чудом уцелевшие на полустанках тополя, заборы, запасные шпалы, щиты, оберегавшие линию от снежных заносов.

На железнодорожном пути Мелитополь — Сальково то и дело попадались взорванные белыми при отступлении и наспех восстановленные мосты. Состав продвигался по ним медленно, с опаской.

Очень долго держали поезд в Мелитополе. Туда прибывали с севера все новые и новые эшелоны. Республика, готовя решительный удар Врангелю, сменившему Деникина, направляла к Перекопу, Сивашу и Чонгару лучшие свои дивизии с Украины и Сибири. Бледные, исхудалые красноармейцы, как и все население страны, испытавшие на себе продовольственные трудности, не дожидаясь полной остановки состава, сыпались из него, как шрапнель, и налетали на обжорные ряды. Не торгуясь, получали из рук торговок жареную требуху и белый, как вата, подовый хлеб.

В толкучке, захлестнувшей рундуки с продовольствием, Алексей издали заметил женщину, васильковый шарф которой, повязанный на голове чалмой, показался ему очень знакомым. Приблизившись к толкучке, Булат зашел сбоку и, увидев знакомый профиль Парусовой, обомлел.

Грета Ивановна, встряхивая перед бабой новенькие защитные брюки, торговала у нее жареного гуся. Алексей решил, что комбригша, информированная Медуном о поездке опального комиссара в штаб армии, тоже поспешила в Александровск. Ночью, во время беспорядочной посадки на станции Новоалексеевка, он мог не заметить комбригши, усевшейся в одной из теплушек поезда…

Не желая попадаться на глаза бывшей попечительнице благородного заведения, Алексей выбрался из толчеи и направился к своему составу. Затерявшись среди пассажиров, он нет-нет да и посматривал в ту сторону, где среди множества людей мелькала васильковая чалма.

Грета Ивановна, завладев гусем, торжественно несла его на обеих руках к своему вагону. Но вот какая-то высокая тощая женщина, в куценьком жакетике, в длинной, до пят, узкой юбке, с красной косынкой на голове, нагнав Грету Ивановну, остановила ее. Парусова, нахмурившись, отвела тощую женщину в сторону и, пошептавшись с ней, передала ей покупку. Запустив руку за пазуху, вытащила несколько сторублевок и вручила их собеседнице. Приняв из ее рук гуся, Грета Ивановна направилась к своему вагону и сразу же затерялась среди пассажиров.

Булат, подталкиваемый любопытством, пошел навстречу женщине с красной косынкой. Еще издали ее тонкое злое лицо показалось ему знакомым. Но и женщина, заметив английскую шинель Алексея и его офицерскую папаху, смотрела на него в упор. Поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, решительно приблизилась к Булату.

— Простите меня, глупую, великодушно, — начала она скрипучим голосом, чуть кося глазом. — Но я, кажется, не ошиблась. Вы корнет Рахманинов?

Алексей по голосу и по косинке в глазу сразу узнал «соль с пехцем», ту строгую классную даму из Киевского института благородных девиц, которую так взбудоражил настройщик Гурьяныч своими крамольными песнями во время сдачи «Стенвея». И женщина, смутно помня лицо Алексея, очевидно, спутала его с каким-то корнетом.

— Да, я Рахманинов, — ожидая, что за этим последует, ответил Булат классной даме.

«Соль с пехцем», почуяв что-то неладное, бросила: «извините, ошиблась», подтянула юбку до колен и, круто повернувшись, бросилась в толпу пассажиров.

Алексей не стал ее преследовать. Если понадобится, подумал он, эту болтливую сороку всегда можно будет найти при посредстве ее знакомой — Греты Ивановны Парусовой.

…В Александровск поезд пришел утром. Состав долго держали у семафора, так как на станции выгружался кавалерийский дивизион, до этого гонявшийся за бандой Махно.

Город, в котором расположился со всеми громоздкими управлениями и базами штаб армии, ошеломил фронтовика своей шумной суетой. Во все концы летели конные ординарцы, пешие вестовые, мотоциклисты. По оживленным улицам неслись груженные мукой автомашины. Медленно маршировали, поблескивая на солнце новенькими винтовками, роты пеших курсантов.

Булат, получив у коменданта пропуск, вошел в штаб. На самом верхнем этаже бывшей гимназии расположилось Политическое управление армии.