Контрудар (Роман, повести, рассказы)

Чаще застучало сердце. «С чего бы?» — подумал Алексей. Ведь он придет к старшему товарищу. А вот открыть дверь почему-то труднее, чем пойти в атаку на батарею, на пулемет.

А что, если на дело посмотрят не так, как себе представляли он и его друзья в Донецком полку? И есть ли вообще время у этих людей, занятых важными делами и заботами, рыться в тех, как ему казалось, мелочах, с которыми он приехал сюда?

Что, если второпях посчитаются лишь с формальной стороной дела, расценят то, что произошло в Ракитном, как партизанскую выходку и, жертвуя частью ради блага целого, обойдутся с ним так, как с другими оступившимися? Что, если его исключат из рядов партии? Что он будет делать один, один-одинешенек, без совета друзей, без поддержки родного партийного коллектива?

Алексей открыл дверь. За столом, нагнувшись над ворохом папок и бумаг, сидел какой-то человек в серой гимнастерке.

— Разрешите?

Человек, оторвавшись от дел, поднял коротко, по-мужски остриженную голову. Булат, не веря глазам, застыл у дверей.

Глаза Марии с удивлением смотрели на английскую шинель вошедшего, на его каракулевую шапку, на похудевшее, бледное лицо.

— Булат, здравствуй, товарищ Булат. Эх, дружок, сколько воды утекло! Сколько верст отмахали! Сколько слез и сколько радости! На кого ты похож? Ты что — из лазарета или из деникинского табора?

Алексей приблизился к столу. Он слышал, что Марию Коваль после выздоровления взяли на работу в Политическое управление армии. И мысль о том, что ее нужно будет разыскать, не оставляла его. Но он предполагал это сделать после выяснения всех своих вопросов с армейским начальством, чтобы явиться к ней с легкой, не обремененной никакими тревогами душой.

— Очевидно, что-то во мне есть такое, — ответил Алексей. — На станции Мелитополь подходит ко мне старенькая барыня, по секрету шепчет: «Скажите, вы корнет Рахманинов?» Говорю: «Я».

— С тобой всегда что-нибудь случается, Леша.

— А рана, как твоя рана?

— Ничего, Булат. — Мария высоко подняла правую руку. — Действует. Знаешь, на женщине, как на кошке, быстро заживает.

— Ты, Маруся, давно здесь? — спросил Алексей, усаживаясь на стул.

— Недели две, Леша, всего лишь. Вообще-то я работаю инструктором агитпропа. Но наше начальство в Москве на съезде партии, и я теперь и. о. — исполняющая обязанности начпоарма. Решает все дела второй член Реввоенсовета. Выпало счастье и товарищу Михаилу — Боровой выбран делегатом на съезд. Ведь его дивизия теперь не воюет.

— Переведена на трудовой фронт? Слышал.

— Да, восстанавливает шахты Донбасса. Думали, товарищ Булат, что с Крымом покончим к февралю и перейдем со всей армией на трудовое положение. Начнем строить хозяйство, новую жизнь. Но вот уже начало апреля, а Врангель еще жив. Придется вытянуть из шахт на позиции нашу сорок вторую родную дивизию. И там, на западе, зашевелилась шляхта, угрожает Киеву. Махно не дает покоя. Вот живучая змея… А у тебя как дела? Цел? Жив? Здоров?

Булат спокойно, не торопясь рассказал все о себе и о делах кавалерийской бригады. То ли от слабости, то ли от внутреннего волнения на его лице выступили капельки пота.

— Так ты говоришь, что на походах Парусова следовала вместе с колоннами полков? — спросила Коваль.

— Утверждаю. У вас, в Поарме, думаю, есть протокол партсобрания.

— Впервые слышу, — заявила она. — Тебя сняли с полка перед самым партсобранием?

— Да.

— Она обещала тебе «вакансию» комиссара бригады?

— Факт.

— Да, Леша, за Медуна надо побить меня, и как следует. Помнишь, в Киеве, в день отъезда на фронт, мы с ним немного поцапались. Ну и в нашей дивизии не очень-то он себя показал. А тут, смотрю, человек выправился. Брал с буденновцами Касторную. Перестал жаловаться на грыжу. Думаю, интересы революции выше всего. Стали мы широко развертывать свою кавалерию. Решила — Медун, наученный жизнью, не подведет. Да и заслуги в подполье кое-какие у него есть. А тут такой конфуз получился. Я за него хлопотала, я же исправлю свой промах.

— Дело не в одном Медуне, — добавил Алексей. — Ну скажи, какой это командир кавалерийской бригады — Парусов? Мы много слышали о Буденном, Примакове, о славных начдивах — Чапаеве, Азине, Киквидзе, Якире, Федько, Крапивянском, Дубовом, Саблине, Эйдемане. Они не только направляют свои части в бой, а, когда надо, ведут их в решающую атаку. Личный пример много значит, а бывают минуты, когда он всё. Что говорить? Сама видела нашего начдива в тот горячий денек под Новым Осколом. С какой отвагой товарищ Гай, сын далекой Армении, увлек за собой в рукопашную шахтерские полки первой бригады и отряд моряков. Ну это революционер и один из первых большевиков, а вот и бывший царский генерал старичок Медем. С завидной лихостью шел, в нужный момент, на схватку с деникинцами во главе своих марийцев и чувашей. А наш Парусов? Он, надо прямо сказать, большой знаток тактики и строя, но я ни разу не видел его с клинком в руках впереди эскадрона, полка. А потом, что это за командир, который не вылазит из-под каблучка…