— «Вот почему мы твердо уверены в нашей победе над Юденичем и Деникиным. Не удастся им восстановить царской и помещичьей власти. Не бывать этому! Крестьяне восстают уже в тылу Деникина. На Кавказе ярким пламенем горит восстание против Деникина. Кубанские казаки ропщут и волнуются, недовольные деникинскими насилиями и грабежом в пользу помещиков и англичан… Вперед! Товарищи красноармейцы! На бой за рабоче-крестьянскую власть, против помещиков, против царских генералов! Победа будет за нами!»
Колонне не видно было конца. Шла за шеренгой шеренга, за звеном звено, за взводом взвод.
— Какая дивизия? — спросил Чмель, пораженный великолепием невиданной им кавалерии.
— А тебе любопытно? — кричали ему из рядов.
— Солдат, а не может разобраться!
— Серая порция!
— Деревянная кавалерия!
— Ишь, лапоть, полка усчитать не может!
— А еще при шпорах!
— Умный гнется — дурак вьется. Чаво зазнался? — отрезал Чмель. — Што ты — с енералом одним веником парился? Небось такой же серой породы, как и я…
«Черти», «драгуны», «генштабисты», «полтавцы» не спускали глаз с веселых, самоуверенных всадников, с их статных коней, с их укрытых коврами пулеметов, с их роскошного одеяния.
Укомплектованный молодежью, в основном добровольцами, шел, совершая новый маневр, один из старых буденновских полков.
Сведя старые счеты со своими земляками-станичниками, с «барабанными шкурами», всеми теми, кого царь не раз использовал для усмирения рабочих, с бородачами атаманцами, не дававшими ходу фронтовикам-«бунтовщикам», окрыленные успехами лихие наездники — славная молодежь Кубани и Дона — после жарких боев у Воронежа захватили все шкуровские и мамонтовские обозы и сейчас все до единого щеголяли в офицерском добре.
Естественно, что и сам Качан — усач командир, и его бравый адъютант, в недавних боях видевшие, на что способен их полк, гордились своими молодцами казаками.
В их строю попадались кавалеристы в невиданных еще головных уборах. Сшитые из защитного сукна, с огромными синими звездами, они своей формой напоминали шлемы русских богатырей. Недостаток овчин для папах вынудил московское интендантство ввести это новшество, и суконные богатырки сослужили не одну, а две службы. Грея головы бойцов, они в то же время ввели в заблуждение белогвардейцев. Деникинцы, заметив издали новые красноармейские шапки, острые верхушки которых смахивали на шишаки кайзеровских касок, растерянно повторяли: большевикам, мол, помогают немцы — спартаковская конница.
Усач командир, тряхнув буркой, подал знак Алексею.
— Какого полка? — спросил он.
— Донецкого кавалерийского, — ответил Булат.
— Что-то не чув! — Усач повернулся к следовавшему позади всаднику: — А ты, адъютант, чув?
— Никак нет, товарищ Качан. Видать, это какие-то новые донецкие казаки, — ехидно ответил адъютант.
Оба снисходительно улыбнулись.
— Мы не казаки, а простые кавалеристы, — ответил Булат и спросил: — А вы откуда и куда едете?
— Видишь ли, юноша, мы едем из Воронежа, а забирать будем Касторну, юноша, так и доложи своему командиру.
Качан двинул вперед скакуна.
Алексей, провожая восхищенным взглядом командира-кубанца, вспомнил безоружную фигуру Парусова в штатском пальто и фуражке, его красивое, бесстрастное лицо.
Он подумал о своей части, которая не шла ни в какое сравнение с чудо-полком Качана. Он перебрал в памяти все бои и не мог вспомнить ни одного крупного дела. Точно и аккуратно совершал полк все переходы, менял стоянки, выступал, располагался на ночлег, высылал разъезды, занимал и оставлял позиции.
Неоднократно он вступал в бой с деникинцами, но каждый раз эскадроны действовали разрозненно, имея свои маленькие успехи и неудачи. И не было ни разу, чтобы победы отдельных единиц слились в один общий триумф.
В Донецком полку насчитывалось немало хороших командиров, политработников, партийцев, закаленных партизан, дисциплинированных красноармейцев, но у него не было настоящей головы.
Алексей обернулся и с восхищением проводил глазами тыльную заставу удалявшейся кавалерийской колонны.
Булат вспомнил вычитанное им где-то изреченье: «Лучше стадо баранов во главе со львом, чем стадо львов во главе с бараном». «Да, дать бы нашим львам настоящего вожака, — подумал он, — и наш Донецкий полк станет не хуже полка Качана».
Уминая шипами подков застывшую землю, выступали из деревни кавалеристы.
…Где-то за буграми, на юге, в направлении Касторной, часто били орудия. Морозный, сухой воздух подхватывал грозные звуки войны и разносил их далеко по пустынным полям.