Концентрация смерти

Карабин – оружие грозное, если стрелять приходится с большого расстояния. Автомат же рассчитан на близкий бой в городских условиях или при массированном наступлении, когда нужно заставить противника вжаться в землю. Но карабин длинный, его не спрячешь под полу куртки, не положишь в мешок. Он как то шило, которого в мешке, как известно, не утаишь. Пробираться с таким оружием к линии фронта форменное безумие.

Но всякий карабин способен превратиться в обрез. Его и в рукаве спрячешь, что удобно при случайной встрече с полицейским на дороге. Приклад еще можно было отрезать ножом, но вот ствол без специального инструмента уже никак не укоротишь. Прохоров спрятал карабин в лесу.

Завернув в жилет, закапывал его неглубоко, собирался сегодня же достать из тайника и отправиться на восток. Из разговоров в партизанском отряде он знал, что ближайшее поселение рядом, где действует постоянный рынок, – городок, выросший у железнодорожной станции Лунинец. Туда Михаил и отправился налегке.

Попасть в городок труда не составило. По дороге он попросил подвезти его крестьянина, везшего на рынок картошку. Полицейский на въезде проверил документы только у возницы, его интересовало лишь, рассчитался ли хозяин товара по поставкам продовольствия для нужд рейха.

Прохоров быстро отыскал старика, торгующего на людном рынке «железяками». На куске выцветшего брезента перед ним в изобилии были разложены топоры, пилы-двуручки, лопаты, тяпки, косы, молотки, пользованные, но старательно выровненные гвозди. Причем побывавшие в пожаре шли по цене вдвое дешевле.

– Ножовка по металлу найдется? – спросил Михаил.

Такой товар для сельской местности был неходовым, на виду не лежал. Старик полез в потертый чемодан, извлек пользованную ножовку. Прохоров провел пальцем по мелким сточенным зубьям. Для того чтобы отрезать ствол карабина, их остроты еще должно было хватить.

– Только денег у меня нет, – признался Прохоров. – Но могу предложить обмен, – он выложил резец, сделанный им еще в офлаге. – Если кто токаркой по дереву занимается, самое то.

Старик оценил хорошую сталь, проведя по острию ногтем, задумался.

– Покупателя на него сразу не найдешь, – стал обесценивать он товар Михаила, – вот разве что так поменяемся, – он выкрутил из ножовки полотно и подал его Прохорову. – Идет?

Хотя обмен был явно неравноценным, пришлось согласиться, ножовочное полотно исчезло в голенище сапога.

– Может, еще хороший нож у меня купите? Сталь крупповская, – решил продолжить успех Прохоров. – Или на харчи поменяемся.

Старик даже смотреть не стал.

– Я продавать пришел, а не покупать. Походи по рядам. Может, кто и возьмет.

Михаил давно не выходил «в люди». Он ходил по рынку, присматривался. Чего здесь только не было. Продавали и спички, и папироски по одной, и окурки, насыпанные в стаканы, продукты, хлеб, дрова, девчонки предлагали купить у них микроскопические бутерброды с селедкой и луком.

Прохоров задержался у прилавка, где торговали женскими украшениями. Спелой калиной краснели самодельные деревянные бусы, поблескивала гранеными стеклышками бижутерия, сияли начищенные до блеска обручальные кольца, раскатанные из советских пятаков.

Внимание Михаила привлекла девушка в деревенской одежде, она выбирала себе перстень с камешком-стекляшкой, мерила их один за одним. Разговор велся даже не по-белорусски, а на местном полесском диалекте. Прохоров мало что понимал, но общий смысл до него доходил. Торговка «драгоценностями» убеждала потенциальную покупательницу, что товар – настоящий «Сваровски», еще до войны купленный в Варшаве. Девушка зачарованно смотрела на сияющее радужное стекло и готова была расстаться с тем, что принесла на обмен. В плетеной кошелке лежали большой, размером с том истории ВКП(б), кусок сала, яйца и буханка хлеба. Но торговка утверждала, что продуктов мало, нужны еще и живые деньги. Молодая покупательница полезла в разрез платья, где хранила сбережения. Михаил и сам не мог сказать, что больше привлекло его взор: молодая красивая девушка или продукты в корзине, которых ему могло хватить при экономном употреблении на целую неделю дороги.

– Кажется, у меня есть то, что вас интересует, только значительно лучше. И торговаться я не стану, – шепнул он девушке.

Та обернулась, их глаза встретились. Михаил улыбнулся поприветливее, даже не зная, поняла ли она его русскую речь. Но ответ прозвучал уже по-русски.

– Покажите, пожалуйста, – она наивно подставила ладонь.

– Надо отойти в сторонку. Не бойтесь меня.

– Я и не боюсь. У вас глаза хорошего человека.

Михаил не замечал, что за ним уже наблюдают со стороны. Среди пестрой рыночной публики крутился один из «партизан» Мусы, молодой худощавый карманник. Вообще-то, его послали в Лунинец с заданием распространить листовки. Его он исполнил быстро – зашел в туалет на базаре и положил всю пачку возле «очка». «По сути» цели достиг. Мужчины будут заходить, брать, читать… Но вот Муса не одобрил бы подпольного агитатора за советскую власть «по форме» исполнения.