Концентрация смерти

– Всмотритесь внимательно. Этот человек пропилил доски пола и совершил побег?

Никто не спешил подтвердить, хотя Михаила узнали многие, мужчиной он был видным.

– За покрывательство беглеца будет расстрелян каждый десятый, – предупредил штандартенфюрер.

– Зачем нам его покрывать, он же чужой, не наш, он по-русски говорил, – отозвался молодой парень. – Обматерил меня, а потом они и выскочили в лаз.

Переводчик, конечно же, мог перевести «и выскочил в лаз», а не «выскочили», но он пересказал все дословно. Зачем ему чужие проблемы делать своими?

Штандартенфюрер еле заметно улыбнулся. До этого у него были подозрения, что беглец ушел не один. Двое полицейских при погрузке в Лунинце считали народ в вагоне по головам. Но цифра у них не сходилась. Согласно первому, получалось, что удрал один человек, согласно второму, что два.

– С кем он выскочил? – эсэсовец ткнул молодого парня стволом «парабеллума» в подбородок.

– С Мартой из Борейшиков.

– Ты ее знаешь?

– Он из соседней деревни, – сдал парня кто-то из соплеменников.

– Значит, покажешь нам туда дорогу, – распорядился штандартенфюрер.

Полицаи тут же вытащили парня из строя.

* * *

Ножовочное полотно уже отвалило приклад карабина. Пришла очередь ствола.

– Придержи, боюсь пилку сломать, – попросил Прохоров, прижимая коленом карабин к пню.

Марта неумело взялась за ствол. Ножовка завжикала.

– Ты партизан? – подозрительно спросила девушка.

– Нет. Я сам за себя, – уклончиво ответил Михаил, он взвесил в ладони готовый короткий обрез, спрятал его в рукав. – Теперь нам сам черт не страшен. – Ему хотелось показать, что он может защитить свою новую знакомую.

– Спасибо тебе, но тут мы расстанемся, – по ее глазам чувствовалось, что ей не хочется этого, Марта перекрестила Прохорова и подала ему кошелку с продуктами.

– Я проведу тебя до деревни. Мало ли что может случиться? Время опасное. Одной лучше не ходить. – И ему не хотелось расставаться.

– Тогда зайдешь к нам, – согласилась Марта. – Я тебе еще чего-нибудь в дорогу дам. Перстень дорого стоит.

Они шли по лесной дороге так близко, что время от времени касались друг друга плечами. Оба делали вид, что не замечают этих «случайных» касаний.

– Ты откуда так хорошо русский знаешь? – спросил Михаил.

– У нас до войны помещица была из русских, хорошая женщина. Она что-то вроде воскресной школы у себя в имении устроила. Собирала детей, читала нам Пушкина, Лермонтова, чаем с печеньем угощала, своему языку учила. Все ждала, словно второго пришествия, когда русские сюда вернутся. В сентябре тридцать девятого ваши и появились. Она им столы во дворе накрыла. Попили, поели. Назавтра арестовали, увезли, никто больше ее не видел. Я до войны при Польше в гимназию ходила. Ты не смотри, что я сейчас, как неграмотная крестьянка одета, так сейчас безопаснее ходить. У меня и другие наряды есть. Отец из Америки привез.

– Из Америки? – машинально переспросил Михаил. – Он у тебя что, помещик?

– Почему помещик? – засмеялась Марта. – У нас земли совсем мало было, не проживешь. Вот он на заработки в Северные Штаты Америки и поехал. Сперва на шахте работал. Потом, когда язык выучил, на автомобильном заводе в Детройте. Я тебе фотографии покажу. Много денег заработал, мог бы и там оставаться, но вернулся. На все сбережения землю купил – сорок два гектара. И случилось это в августе тридцать девятого… А через месяц ваши пришли. Землю в колхоз забрали.

Прохорова злило эти «ваши», будто он лично пришел на эту землю и все забрал у «хороших людей».

– Отца твоего тоже арестовали?

– Нет, ему повезло, его еще при Польше в армию мобилизовали. Варшаву защищал. Он сейчас в немецком плену.

– Ничего себе, повезло, – хмыкнул Михаил, знавший не понаслышке, что такое немецкий плен.

– Хорошего мало, но он писал, что живется нормально. На каком-то заводе на границе с Францией работает. Им даже немного денег платят и в город из лагеря по выходным группами отпускают. У него друзья в Америке остались, пишут, чтобы после войны туда возвращался и семью забирал. Работу ему найдут. Как думаешь, стоит уезжать?

Прохоров ошарашенно моргал. Нет, конечно, он знал о тех вещах, о которых говорила сейчас Марта. Знал, что пленные – граждане других стран, содержатся в немецких лагерях неплохо. Только советские военнопленные для нацистов – рабочий скот и топливо для крематория. Но все это казалось каким-то далеким и нереальным, словно вычитанным из книжки. А теперь он видел красивую девушку, для которой это являлось реальностью. Она серьезно интересовалась у него, стоит ли ей ехать в Америку.

– Так ведь скоро, как ты выражаешься, «ваши» придут. Кто тебе тогда выехать даст?

– У отца сестра в Кракове, за учителя замуж вышла, говорила, когда тут совсем худо станет, чтобы мы к ним перебирались. Оттуда, думаю, уехать можно будет. Выход всегда найдется, были бы деньги, продукты, а хозяйство у нас большое, при немцах землю отцовскую нам вернули.

– При немцах, значит, хорошо живется?

Впереди уже маячила деревня.