Концептосфера художественного произведения и средства ее объективации в переводе. На материале романа Ф. С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» и его переводов на русский язык

Атрибутивные параметры dust также отличаются от лексикографически отмеченных: foul (грязная); bleak (бесцветная, бледная); white ashen (пепельно-белая); shining (сверкающая); the dust-covered wreck of a Ford (покрытый пылью остов «Форда»); an explicable amount of dust (заметное количество пыли). Пропозиции, в которых употребляются данные характеристики, разнообразны и показательны: грязная пыль вслед мечтам Гэтсби; бледная пепельная пыль в «долине праха»; сверкающая пыль золотых и серебряных туфелек танцующих на вечеринках; покрытый пылью остов автомобиля; заметное количество пыли в доме Гэтсби после трагедии. Приведенная выборка указывает на то, что DUST занимает важную роль в художественной картине мира Ф.С. Фицджеральда как своеобразный показатель качества жизни и состояния персонажей. DUST в романе объективируется как символ запустения и смерти.

Место действия представлено одним контекстом: with little boys searching for dark spots in the dust (мальчишки, которые высматривали темные пятна крови в пыли). Данный пример указывает на то, что для автора важна мысль о бренности человеческой жизни и о том, что после смерти человека остаются лишь «темные пятна в пыли».

Итак, несмотря на невысокую степень репрезентации, концепт прагматически значим в концептосфере романа, поскольку характеризует качество жизни и моральное состояние персонажей. Автор использует многозначность имени концепта, создавая различные приращения смысла с помощью лексикографически отмеченных и индивидуально-авторских комбинаций.

Глава 3. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ КОНЦЕПТОСФЕРЫ РОМАНА «ВЕЛИКИЙ ГЭТСБИ» В ПЕРЕВОДАХ Е. КАЛАШНИКОВОЙ И Н. ЛАВРОВА

3.1. Репрезентация концепта DREAM / МЕЧТА

Компонентный анализ семантики существительного мечта обнаруживает, что с данной лексемой в ее основном значении связано представление носителя русского языка о работе воображения. В словаре В.И. Даля мечта определяется как «всякая картина воображения и игра мысли; пустая, несбыточная выдумка; призрак, видение, мара» [215, 844–845]. Современные толковые словари определяют мечту как 1) нечто, созданное воображением, мысленно представляемое, сильно желаемое, а также мысль об этом [225, 293]. «Не вещь, а мечта», – говорят о чем-нибудь очень хорошем. В русскоязычном сознании МЕЧТА кодирует мысленный образ, предмет желаний и стремлений субъекта. В структуру имени концепта МЕЧТА одновременно входят семы 'желание' и 'несбыточность', что превращает соответствующие фрагменты русской и американской лингвокультур в зеркально противоположные и сближает русскоязычное и индивидуально-авторское представление Фицджеральда о МЕЧТЕ.

В переводе Е. Калашниковой реализуется весь синонимический ряд слова мечта (мечтание, грезы, желание, стремление, видение), образуется КПС, которая, как и в оригинале, состоит из следующих позиций: субъект – предикат – объект – атрибутивные характеристики.

Субъектную позицию в КПС занимают лексемы мечта / мечты и их синонимы: это был редкостный дар надежды; воображение ничего не могло преувеличить; самые дерзкие и нелепые фантазии одолевали его, когда он ложился в постель; эти ночные грезы служили ему отдушиной; только что рухнувшая мечта еще билась, оттягивая время, цепляясь за то, чего уже нельзя было удержать; долголетняя феерия пришла к концу; напрасная надежда – дай Михаэлис не сомневался, что друзей у Уилсона нет; когда его мечта так близко, стоит только протянуть руку; она навсегда осталась позади.

Очевидно, что МЕЧТА в переводе персонифицируется в соответствии с оригиналом, однако субъектная позиция представлена заметно шире, чем в оригинале, добавлены иные концептуальные признаки: так, надежда в русскоязычном сознании связывается не только с ожиданием, но и с уверенностью в осуществлении чего-нибудь желаемого [225, 315], феерия ассоциируется с театром.