Концепции современного востоковедения

Хорошо знакомый с литературой и наукой своей эпохи, Ибн Хальдун – «человек нового времени», по выражению А. Микеля, – как и многие его предшественники – арабские историки и философы Средневековья (аль-Масуди, ат-Табари, аль-Фараби, Ибн Рушд и т. д.), находился под прямым или опосредованным влиянием (через многочисленные переводы и комментарии) исторических, социально-этических и философских воззрений Платона, Аристотеля и других античных ученых.

Рассматривая человека одновременно как «природное», так и «общественное» существо, Ибн Хальдун исследует «природу человеческого общества» (таби‘ат ал-иджтима‘ аль-башари) – «социальную физику».

В своем «Введении» к «Общей (большой) истории» Ибн Хальдун приводит классификацию и историю развития наук, которые он, как это было принято в его время, подразделяет на две большие категории – науки философии и науки традиции.

«Философские науки» (фалсафа), по Ибн Хальдуну, – это физика, метафизика, математика и логика, т. е. рационалистические науки, в основе которых лежит способность человека к мышлению и познанию.

«Науки традиции» (‘илм ал-хадис) – дисциплины, где «место разуму находится лишь в выведении частных вопросов из заданных основ…». Источнхадисов из жизни пророка Мухаммада. К «наукам традиции» Ибн Хальдун относит также законоведение (фикх), спекулятивное богословие (калам), религиозную мистику (тасаввуф – суфизм) и т. д.

Лишь относительно самостоятельными Ибн Хальдун считал так называемые прикладные науки – языкознание (‘илм ал-лугат), грамматику (нахв), красноречие (балага) и т. п. Ряд дисциплин, в том числе историю (тарих), а также алхимию, астрологию и магию, Ибн Хальдун вовсе не признавал науками, хотя и принимал отдельные их положения222.

Будучи в первую очередь историком, Ибн Хальдун, как, впрочем, и его предшественники Ибн Сина, аль-Фараби и др. тем не менее не удосужился включить историю (тарих) в перечень научных дисциплин.

В средневековой арабо-мусульманской традиции термин «тарих», применяемый сегодня для обозначения истории как науки, относился скорее к историографии, т. е. к вспомогательной дисциплине, в основе которой лежала все та же традиция – предания-хадисы о жизни и высказываниях Пророка и его сподвижников (сахаба).

Со временем, правда, сложились и другие линии средневекового тариха: историография, или, скорее, хронография, летопись мусульманских государств и династий и, наконец, более широкая историографическая литература (адаб), включавшая предания и жизнеописание Пророка (или пророков), фрагменты истории раннего ислама и далее генеалогии мусульманских династий223.

Подлинный океан аналитической и критической литературы об Ибн Хальдуне включает, наряду с восторженно позитивистским взглядом на новаторский вклад средневекового арабского мыслителя в «науки о человеке», также и строго объективные оценки его творчества.

Видный отечественный востоковед-историк Н. А. Иванов отмечал в свое время, что из числа общих закономерностей истории, установленных Ибн Хальдуном, прежде всего следует отметить следующее: «как самоочевидное и не требующее особых доказательств им принимается положение, что культура (‘умран) и все ее проявления находятся в состоянии постоянного изменения. Эти изменения не случайны и целенаправленны…» Ибн Хальдун отвергает прямолинейную и циклическую теории развития истории и культуры. Изменения, которые претерпевают три атрибута культуры – качество, количество и место, «происходят во времени и необходимы…»224.

Пример критического подхода к наследию великого арабского мыслителя дает марокканский историк А. Умлиль. Проблема истории как таковой, по Ибн Хальдуну, требует «радикальной критики традиционного исторического дискурса, но одновременно и личного позиционирования в истории», подчеркивает А. Умлиль. Смысл «хальдуновского» видения истории в том, что он ставит под вопрос исходный метод традиционной арабской историографии, иснад, как опору на первоисточники. Отвергая иснад как метод исторического исследования, Ибн Хальдун порывает с целостной традицией и поднимает исторический концепт до уровня его творчества. Несмотря на внушительное развитие арабской историографии, в теории самой исторической науки наметилось существенное отставание.

Ибн Хальдун не был последовательным материалистом, приверженцем исключительно материалистического видения истории. Между тем трудно согласиться с тем, что «идеализм, религиозное правоверие, входили в его историко-социологическую теорию как «органическая интегральная часть…», писал Н. А. Иванов, полемизируя с М. Махди – арабским исследователем творчества Ибн Хальдуна225.