Концептуальные исследования. Введение

48. Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. – М., 1997.

49. Чудинов А.П. Национальная ментальность и соответствующие ей метафорические модели // Ethnohermeneutik und Antropologie / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. – Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 2004. – S. 19–30 (Reihe «Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik». Band 10).

50. Wierbicka A. Lexicography and conceptual analysis. – Ann Arbor; Mich.: Karoma, 1985.

2.3. Теория концептуальной метафоры и ее роль в современных лингвистических исследованиях

Изучение метафоры имеет длительную историю. Как объект философской и теоретической рефлексии метафора была вычленена еще в античности, с тех пор теоретическое знание постоянно возвращается к осмыслению этого феномена языка и сознания человека. Метафора, по образному выражению В.В. Петрова, представляет собой золотую жилу, в которой «много самородков и самые крупные еще не найдены» (Петров 1990: 143). Каждое направление в лингвистике предлагает свое понимание метафоры, свою классификацию ее функций, новые методики изучения. Переход на антропоцентрическую парадигму исследования языковых фактов обусловил новые пути исследования единиц метафорического плана, метафора стала ключевым понятием при изучении концептуальных систем.

Более ранние теории, начиная с античности, рассматривали метафору преимущественно с точки зрения языковой формы (перенос имени на несвойственный ему денотат) и трактовали ее как средство украшения речи и реализации поэтической функции языка, т. е. метафора изучалась как исключительно языковое явление, связанное со словом, а не с мыслью или ментальными операциями.

Сама идея о том, что метафора концептуальна по своей природе, не является абсолютно новой. Еще Аристотель «в своем детальном исследовании образного языка говорил (что для многих исследователей его творчества покажется новым), что при метафоризации как переносе некоторого признака как одного объекта к другому, данный процесс осуществляется на основе концептуальных отношений – категориальных или по аналогии» (Шабанова 1999: 161).

И. Ричардс в работе 1936 г. утверждал, что «мышление метафорично… и оттуда [из мышления] происходят языковые метафоры», а К. Льюис предположил, что понимание одной истории фигурально, посредством другой истории, относится не столько к процессам выражения, и не столько к литературе, сколько к мышлению в целом, и представляет собой основной когнитивный инструмент (подробнее о предпосылках формирования концептуального подхода к метафоре (см.: Шабанова 1999: 161–162).

Таким образом, положение о возможности получать и актуализировать новое знание посредством метафор первоначально было выражено имплицитно (работы Аристотеля, К. Льюиса, Ф. Ницше, И. Ричардса и др.), находилось на дальней периферии исследовательского внимания, и лишь относительно недавно оно стало ведущим, когда в метафоре отчетливо увидели «ключ к пониманию основ мышления и процессов создания не только национально-специфического образа мира, но и его универсального образа» (Арутюнова 1990: 6).

С середины XX в. метафора начинает изучаться как «способ создания языковой картины мира, возникающей в результате когнитивного манипулирования уже имеющимися в языке значениями с целью создания новых концептов, особенно для тех сфер отражения действительности, которые не даны в непосредственных ощущениях» (телия 1988: 3). Начинает формироваться теория концептуальной метафоры.

В современных лингвистических разработках для обозначения данного феномена используются два равнозначных термина — концептуальная метафора и когнитивная метафора. Первый ориентирован на связь с терминами концептуализация и концепт, второй сопряжен с понятием когнитивизма. В настоящем пособии используется термин концептуальная метафора, что обусловлено его традиционностью, связью с исходной концепцией Дж. Лакоффа и М. Джонсона.