— Твою мать-то! — взорвался Геринг, — Руди! Ты что же, МЕНЯ не помнишь?!
— Мы где-то встречались? — искренне поинтересовался Гесс.
Геринг был совершенно уверен, что его коллега ломает дурочку, стараясь уйти от ответственности, и это так его взбесило, что стоило кому-то из обвиняемых на допросе сказать «Я не помню…», как Геринг заорал на весь зал:
— Еще один! У Гесса появился конкурент! Эй, мистер I Don't Remember, вы входите в моду!
Кто-то еле слышно засмеялся, лицо Гесса не выразило ровно ничего. Геринг привычно оглядел всю скамью — следовало, очень даже следовало учитывать каждую реакцию всех этих психов. Вот черт, еще тогда нужно было заметить, что сопливый поганец Ширах отбился от рук. Потому что Геринг увидел его широко раскрытые от удивления глаза и уловил еле слышную реплику:
— Мерзко же смеяться над больным человеком…
Герингу очень хотелось ответить, чем он считает эту «болезнь», но он счел за лучшее не удостоить Шираха вниманием.
И вот теперь эта дрянь, которая с самого начала сидела, как мышь под веником, внезапно осмелела, куда там. Великая смелость — облить говном того, кого уже нет. Геринг только усмехнулся, представив, как Ширах повел бы себя, если б после сказанного им в зал суда вошел фюрер…
В столовой Шпеер — они с Ширахом сидели за одним столом — хлопнул его по плечу:
— Браво!
Геринг давно уже обедал в одиночестве. И слава Богу. Если б он до сих пор сидел с Ширахом за одним столом, то вряд ли удержался бы от соблазна ткнуть его болтливым рылом в тарелку с горячей кашей.
Он глядел в эти, уже напечатанные, показания — и бесился все больше и больше.
— ШИРАХ!
Тот по привычке подошел.
— Не стыдно за полкилометра трусливой, предательской, антипатриотической болтовни? — ядовито поинтересовался Геринг. Раньше одной его фразы было достаточно, чтоб Ширах прикусил язык и убрался в уголок потемнее. Но сейчас… сейчас он только вспыхнул до корней волос и, поглядев в рысьи глаза Геринга, рявкнул:
— Не ваше дело!
Шпеер слышал это. И тихонько кивнул Гилберту.
— Все будет в порядке. Эта жирная свинья теряет аудиторию…
Гилберт уже вечером повторил эту фразу Шираху, тот кивнул.
— А как вы думаете, почему это произошло?
И Ширах, волнуясь, ответил:
— П-потому что он — лжец…
До него наконец-то дошло, и крепко дошло, что сидеть молча и выражать согласие кивками — есть оказывать помощь и содействие врущим в глаза всему миру подонкам, которым он по наивности верил раньше.
У Геринга была своя точка зрения. Как обычно.