Нажал кнопку включения. Телевизор у него был цветной, с большим экраном, дефицитный. Заканчивался хоккейный матч «Спартак» — «ЦСКА». Отпевалов поморщился. Нынешние хоккеисты его раздражали: волосатые, неопрятные, под канадцев косят, вечно плюются. Выиграли — хорошо, проиграли — не беда. Эх! Было время, когда за проигрыш команде из враждебной СССР страны вся сборная с чемпионата отправлялась на Колыму, без заезда домой. Эх! Много тогда чего было. Васька Сталин, дегенерат, испортил игроков. Слишком уж сблизился с ними, беседы вел, пил водку, в ресторанах гудел. Кого все время видят — не боятся. Вот они и заиграли через пень колоду. Страх рождает лишь то, что нельзя оценить, проанализировать, предугадать. Так и спортсмены должны знать, что, кроме тренеров и прочей сволочи, есть еще за ними строгий пригляд и отвечать им только перед этой неведомой, многоликой и могучей силой.
В этот момент на поле завязалась драка. Игроки хватали друг друга за грудки, раскачивались, непонятно было, обнимаются или бьются. Бараны! Зачем? Лучше бы учились молотить канадцев да американцев, чем друг друга дергать.
Конечно, когда он определял для себя Глашу как единственную связь с миром, это не означало, что он больше ни с кем не имеет никаких дел. Когда видел в этом необходимость, он проявлял все качества радушного и общительного пенсионера. Просто Глафира много где бывала, отличалась недюжинным любопытством, через нее можно было много что проверить, много чему найти подтверждение или, напротив, опровергнуть. Домработница, изученная им за десятилетия досконально, состарившаяся на его глазах, поддавалась манипуляциям идеально, никогда не подозревая, для чего ее использовали. Правда, последние лет пятнадцать нужды в этом почти не возникало, но в любой момент все могло поменяться. И похоже, уже менялось.
Забавным находил Отпевалов общение с соседом по дому Виктором Толоконниковым, сотрудником Внешторга, заходившим к нему обычно с бутылкой. Дома его гоняла жена, если он чересчур увлекался спиртным, привозимым из заграничных командировок в большом количестве. У Отпевалова он чувствовал себя в безопасности: сюда супруга никогда не заявится, да и Аполлинарий Михайлович, как полагал гость, человек надежный — не выдаст. Выпивая, Толоконников разбалтывался не на шутку. Чаще всего он приукрашивал события или попросту беспардонно врал. Это Отпевалов быстро определял и не пропускал мимо ушей. Но иногда внешторговец выдавал весьма любопытные сведения.
То, что он рассказал сегодня утром, ошеломило старого гэбиста. Это шанс! Это то стечение обстоятельств, которое ждешь всю жизнь и которое случается в самый неожиданный момент.
Отпевалов разрешал соседу курить у себя. Он любил запах сигаретного дыма, хотя сам не смолил уже много лет. Этот запах напоминал ему ночи, проведенные в кабинете на Лубянке, когда под портретом Сталина ему приходили в голову головокружительные идеи о том, как лучше и тоньше подчинить себе тех или иных людей, как поставить их в такую зависимость от себя, чтобы ее и не помышляли преодолеть.
Витька, картинно пуская дым крупными кольцами и отхлебывая принесенный с собой «Мартель», разоткровенничался не на шутку. Видно, эта бутылка была для него сегодня не первой.
— Представляете, через несколько дней здесь, в Ленинграде, впервые за последние лет тридцать пройдет крупнейшая советско-французская встреча. Официально она посвящена торговым связям, но на самом деле будет обсуждаться самый широкий круг вопросов взаимодействия СССР и Запада в новых условиях. Поговаривают, что прибудет сам Горбачев. А от французов прилетят всякие шишки от бизнеса. Ждут самого Франсуа Дюмажа. У него, кстати, жена русская. Вроде он с ней приедет. Она у них какой-то меценат. Фонд музыкальный держит. Мне моя дочь про нее рассказывала. Дочь у меня, вы знаете, в Ленконцерте работает. А Дюмаж — это человек, к которому прислушивается сам Миттеран. После этой встречи должно измениться многое, очень многое. Железный занавес пора окончательно открыть. Мы не так уж страшны, чтобы мир нас увидел такими, какие мы есть. — Толоконников самодовольно причмокивал и теребил сальные волосы. Островок лысины на его голове, как заметил Отпевалов, отливал неестественно белым цветом.
— Да. Интересно. И что, как ты полагаешь, конкретно изменится?
— Мы начнем активней с ними торговать, пойдут разные обмены, к нам поедут их артисты, а наши — к ним, мир узнает всю правду про нашу перестройку, что мы готовы стать цивилизованными, отказаться от тяжелого наследия тоталитаризма.
— А как же Афган? Они нам его что, простят?
— Из Афгана, скажу я вам, нам надо валить подобру-поздорову. И чем скорей, тем лучше. — он перешел на шепот: — пусть эти обезьяны сами разбираются между собой.
«Боже, какой идиот! Но сейчас не до него».
Отпевалов, сославшись на дурное самочувствие, вскоре выпроводил Толоконникова.