Концертмейстер. Роман в форме «Гольдберг-вариаций»

— Це гуси, тилько-тилько забили и разделали. Как Вы попросили, потроха сложили в пакет. Почекайте33, зараз принесу.

Он удалился в сторону ближайшего двора. В этот момент откуда-то появился Лютик. Подскочив к машине, сунул мордочку в багажник. Композитор отогнал его на безопасное расстояние. Лютик лег поблизости, загрустил. С печалью он смотрел на то, как машина заполняется продуктами. Наконец, все закончилось, багажник закрыли, «царицу» усадили в автомобиль, водрузив, как знамя, на заднее сидение. Песенник пожал руку председателю и директору клуба, занял место водителя и завел двигатель. Лютик вскочил. Я было подумал, что он с лаем кинется сопровождать отъезжающий автомобиль. Но песик замер, грустно опустил голову.

Председатель, директор, работники клуба приветливо махали вслед удаляющемуся автомобилю. Лютик лег, положа мордочку на вытянутые вперед лапы, и, казалось, про себя запел грустную-грустную песню:

Птицы вы мои, гуси-журавли,

Унесите песню, братцы.

Если б только вы, вы понять могли,

Как без стаи трудно оставаться!34

Собачкина тоска передалась нам с Олей. Она стала вспоминать умерших родителей, ужасы войны, о которых они ей рассказывали.

Скоро приехали наши. Лекторий был весел — все с продуктами. Мы с Олей явно не вписывались в радостное настроение, царящее в автобусе, хотя тоже были с продуктами.

Посыпались вопросы:

— Что случилось, неужели поссорились?

— Нет, — отшутился, — дружны как никогда. Просто устали: долго ждали, и «бисы» утомили.

… … …

«План — закон, выполнение плана — долг,

перевыполнение — честь!»

Наглядная агитация на весь длинный-длинный забор

Наступил июль — месяц отпуска, поездок на море, в горы и прочих развлечений. Весь год работаем. А в отпуске начинаем жить! И какой восхитительной была эта жизнь! Весь июнь ждал и готовился, и уже начал было жить. Но вдруг выяснилось, что у меня отпуск будет только в институте, а в филармонии наступает «страда», настоящая работа, благодатное время для выполнения годового плана. Об этом узнал неожиданно — от «Простомоисеича». Пытался было сослаться на советское законодательство, гарантирующее отпуск для тех, кто работает по совместительству. Но худрук ехидно пояснил:

— Это для тех честных тружеников, у кого только одна трудовая книжка. У тебя их две (он всего не знал, а я не стал уточнять). Ты у нас числишься на основной работе. Вот и работай, трудись, выполняй план, — ведь зарплату всю зиму исправно получал! — последние слова худрук произнес с раздражением столь заметным, что я заподозрил, что в душе он в этот момент произнес: «иди, работай, русская свинья». Хотелось ответить ему в том же духе — «я понимаю, работа делает свободным», — но я вовремя сдержался, решил начинать освобождающий труд не со скандала.

И работа началась…

Откровенно говоря, поначалу расстроился. Стал думать о худшем: придется опять культурно обслуживать сельских жителей. Но, к счастью, ошибся. Возить рояль на грузовике по полям, как это было в двадцатые-тридцатые годы, не пришлось — не наш с Олей уровень. Полевой стан «охватили» народным пением. Девичий «козлетон» требовал соответствующего аккомпанемента. Поэтому певцам аккомпанировали или «одинокие» гармонисты или маленькие оркестры «народных инструментов», состоящие из балалаек, домр и тех же хлопцев с баянами. Меня ожидала другая «работа».

Утро, второе июля. Уже привычный звонок (как я возненавидел этот телефон!). Трубку берет жена. По веселому тембру и обрывкам фраз понимаю — звонит ее подружка певица Оля. Ясно, что разговор будет долгим. Чтобы не мучиться невольным подслушиванием, пытаюсь «убежать» из дома. Но жена заметила, прервала беседу и весело сообщила:

— Собирайся, завтра в Ленинград летите на неделю.

Новость заставила остановиться, дождаться конца, казалось, бесконечного разговора двух подружек. Наконец, жена передает мне «раскаленную трубку». Со мной Оля говорит коротко и по-деловому:

— В Питере шесть концертов. Поем русские романсы. Твое соло — две прелюдии Рахманинова. Самолет завтра утром в восемь с минутами. В шесть за тобой заеду. Просьба не опаздывать. Побрейся с вечера!

— Ради Питера готов побриться дважды!

Оля опереточным смехом закончила разговор и повесила трубку.

Вся история походила на розыгрыш. В Питер! На шесть концертов! С репертуаром, пригодным разве что для санатория — «абсюрд!». Обеспокоившись не на шутку, пошел в филармонию разузнать подробности. Иван был как всегда — «для тебя я свободен!». Спустились в буфет. На столе моментально появились два маленьких стаканчика с водочкой — по пятьдесят грамм. Иван быстро глотнул и без паузы начал просветительскую беседу.