Концы узла

Она умолкла, сжалась и неслышно опустилась на диван. Отводя глаза, обняла прижавшихся к ней дочек. Корозов отвлек внимание Вадима на себя:

— Ты только что сказал, что он искупил свою вину.

— Пожалуй, да! — отозвался тот. — Он оказал помощь моим парням! Так и быть, я распоряжусь, сейчас его привезут! Как видишь, я нормальный человек и могу платить по счетам! Но у каждого из нас в этой жизни своя роль!

У Гержавиной захолонуло сердце, а потом часто забилось, когда она услыхала обещание Хичкова привезти ее мужа.

Глеб, в ответ на последние слова Вадима, проговорил:

— Не слишком почетную роль ты себе выбрал!

— Для почета я пошел бы в депутаты! — усмехнулся Хичков. — Только роли никто из нас не выбирает. Они раздаются нам свыше. Бог вершит. Человека нельзя переделать, он рождается готовым продуктом! — замолчал, отступил вглубь прихожей и исчез за дверью.

69

Вскоре привезли Гержавина. Видно, ему не объяснили, зачем он тут нужен, потому что он влетел в комнату, как угорелый. Глазами забегал по всем лицам. Не успел удивиться, увидев здесь Корозова, и бросился к своей семье. Обнял, целуя всех сразу. Пустил слезу вместе с женой и детьми, твердя одно и то же:

— Вы живые, вы живые, вы живые.

Дети и жена облепили его и тоже что-то говорили, но, казалось, никто никого не слышал, только радость и надежда были в голосах. Женщина видела, как осунулся и поседел ее муж, и жалость сдавила ее сердце. Она сейчас не помнила о том, что сама пережила с дочерями, она думала, что пришлось пережить мужу, и как тяжело он это перенес.

Есть женщины — жертвенные натуры. Ради близких людей они готовы бросить все и забыть о себе. И собственная боль для них не боль, когда больно тем, кого они любят. Такие женщины пойдут в огонь и в ад, только бы защитить и спасти от этого своих близких. На таких женщинах держатся семьи, на таких женщинах держится государство. Если бы не было таких женщин, то мужчинам некого было бы защищать, не за кого было бы воевать, потому что эти женщины — Матери. А Матери — это тыл. Матери — это Родина.

Стоя у другого дивана, Глеб и Ольга молчали, понимая состояние Гержавиных. Хичков от двери смотрел хмуро и безразлично. Подельник беззвучно кривил лицо, косясь на Вадима. Тот, наконец, подал голос:

— Ну, хватит, док, слезу пускать! У тебя здесь работа! Ты тут по просьбе Корозова! Посмотри его жену!

Оторвавшись от своей семьи, Сергей Сергеевич повернулся к Корозовым. Лицо было другим, словно умытое живой водой. Только волосы по-прежнему седые-седые. Подошел к Глебу, схватил его руку, прошептал:

— Спасибо, спасибо…

От двери опять раздался недовольный окрик Хичкова:

— Док, в чем дело? Прекрати слюни пускать! Это мне ты должен говорить спасибо, а не ему. Я мог и не привести тебя сюда! Займись работой, док!

Поймав в рукаве куртки локоть Ольги, Гержавин пожал его, глянул в сторону Вадима и его подручного, и вдруг потребовал твердым докторским тоном, который удивил Хичкова:

— Посторонних попрошу выйти!

Громко недовольно Вадим стукнул кулаком по дверному косяку:

— Док, здесь посторонних нет! Не зли меня! А то больше никогда не увидишь свою семью! Ты тут потому, что Корозов заплатил за свою жену и за твое лечение! Поэтому не разевай рот, а принимайся за дело! Иначе я сам начну лечить, и в первую очередь примусь за тебя!

Вытянувшись во весь свой рост, Сергей Сергеевич терпеливо выслушал и, наклонившись к Ольге, проговорил:

— Вот видишь, Оля, как все получилось. Опять ты моя пациентка. Дай-ка, посмотрю, что у тебя? — снял с нее покрывало с курткой и протянул Глебу.

Взяв все это из его рук, Корозов положил на диван. Гержавин осмотрел синяки и ссадины Ольги. Кровавые полосы ниже спины вызвали у него возмущение. Себе под нос он шептал слова, которые, если б их слышал Хичков, были б восприняты им враждебно, и врачу пришлось бы после этого несладко. Закончив осмотр, Гержавин сам накинул на плечи женщине куртку и подал покрывало, а Вадим, опираясь рукой о косяк, спросил:

— Ну, что, док, жить будет? Ничего страшного? — глянул на Глеба. — Ты доволен, что док осмотрел твою жену? Мое слово — золото! — сделал паузу.

Уловив паузу, Гержавин торопливо взволнованно вставил:

— Ее нужно лечить.

Безразлично пожав плечами, Хичков пробурчал:

— Нас всех нужно лечить, док! Но здесь не лазарет, док! Я только выполнил свое обещание! На этом, все! Собирайся, док! Тебя уже ждут!

— Куда? А моя семья? — ошалело заморгал Сергей Сергеевич, заметался взглядом по жене и детям.

— Ты уже попрощался, док! — Вадим отстранился от дверного косяка, сунул руки в карманы.

— Как попрощался? — Гержавин совсем растерялся, перестал чувствовать под собой собственные ноги.

У его жены упало сердце, она обмерла, и вдруг какая-то внутренняя сила подхватила ее с места, она, заслонив собой детей, выступила вперед:

— Вы не имеете права! — крикнула Хичкову. — Как вы смеете? — вся преобразилась, готовая броситься на Вадима с кулаками, чтобы защитить мужа.

— Брысь! — отмахнулся Вадим. — Я смею!

Переводя возбужденный взгляд с мужа на Глеба и обратно, женщина вскрикнула, упрекая мужчин: