Контур человека: мир под столом

И я честно-честно держала, пока как в яме в ее глубине не исчезли привычные кульки с мукой и крупами, таинственные банки с пластиковыми крышками и пачки с маслом.

В этот момент ветер принес приглушенный его завываниями возглас:

– Людмила Борисовна-а!

Бабушка стремительно распрямилась, мгновенно выхватила пупса из коляски и, пыхтя, высоко поняла его над собой. Пупс с трудом покрутил круглой головой и… дал громкого ревака.

– Ну, с таким трубным гласом тебя везде услышат! – удовлетворенно констатировала Бабушка и только хотела посадить ребенка обратно в коляску, как ветер, упершись в козырек, словно в парус, отогнал ее на несколько метров.

– Маша, Маша, держи коляску! – закричала Бабушка, и я помчалась за белым экипажем, с трудом, повиснув на ручке всем телом, остановив его.

Догнавшая меня Бабушка стала запихивать ребенка обратно в коляску, решительно скомандовав мне:

– Беги к сумкам, они же остались без присмотра!

И я побежала обратно к сумкам.

В этот момент раздался истошный мужской крик:

– Женщина, женщина! Вы забыли, это тоже ваше!

Мы с Бабушкой обернулись. «Серая куртка», растерзанная, как из драки, вырываясь из толпы, так же тащила перед собой порванную картонную коробку, битком набитую ярко-желтыми упаковками, на которых были нарисованы бананы.

А ей вслед кричащий с борта машины мужчина с помятым лицом, сильно размахнувшись, запустил какой-то предмет, который, как снаряд, просвистел над толпой и шлепнулся аккурат в мои сапоги.

Я нагнулась, и в моих руках, чуть-чуть сбоку заляпанный грязью, оказался сшитый из голубовато-серебристой брезентовой ткани обаятельный и пухлый Слон, наряженный в розовую юбку с кружевами. Хобот его был победно вздернут вверх и знаком вопроса чуть-чуть изгибался на конце, рот улыбался от одного большого уха до другого, а круглый глаз, казалось, вот-вот лукаво‐заговорщицки подмигнет.

И только я подумала о том, что Бог, не дав мне клетчатого Мишку, буквально с неба посылает мне Лукавого Слона, как бронзовый карапуз на руках у Бабушки зашевелился, закряхтел и… стал тянуть к нему свои приподнятые комбинезоном ручки. Я прижала Слона к себе и вопросительно посмотрела на Бабушку.

Собственно, можно было ни о чем и не спрашивать – и так было понятно, что у меня есть Судьба. Слон явно полагался не мне, ведь не Бабушке вслед кричал с машины мужчина с помятым лицом, а «серой куртке», которая сейчас, подтащив к Бабушке ее сумки и пересчитав, переложив все «банановые» упаковки в свою, пристраивала ее в нижнюю корзинку коляски.

– Людмила Борисовна, – озабоченно сказала она. – Тут еще остается место – давайте, я какую-нибудь из ваших сумок сюда закреплю.

Бабушка, потряхивая бронзового малыша и становясь так, чтобы ветер хотя бы не лупил его по физиономии, немедленно согласилась, и «серая куртка» стала пристегивать в нижней корзинке коляски и наши сумки.

Но ветер, вышибающий слезы, не мешал малышу не спускать глаз с «моего-не моего» Слона. Он всячески изгибался на Бабушкиных руках, заглядывал ей через плечо и упрямо произносил один и тот же звук «ай».

А я прижимала игрушку к себе и думала, что раз уж мне не достался Мишка и «Моя первая русская история», Слона я точно никому не отдам: в конце концов, упал он возле моих мокрых сапог и, значит, сам выбрал себе хозяйку!

– Ну вот, – удовлетворенно сказала «серая куртка». – Теперь давай мы тебя посадим обратно, и можно будет ехать домой.

Между тем бронзовый ребенок совершенно не собирался сдаваться. Уже утрамбованный обратно в свой экипаж, обложенный со всех сторон одеялом так, что просто не мог пошевелиться, он буравил меня своими темными глазами, надвигаясь, как туча, как нечто неумолимое и неизбежное. Дотягиваясь до игрушки в моих руках, он умудрился разрушить баррикаду из одеяла и чуть не вывалиться из своего белого экипажа; он все громче и громче кряхтел, хныкал и пускал пузыри, настойчиво требуя, чтобы я отдала ему его игрушку.

– Маша… ну неужели ты не видишь, что это – не твое? – В Бабушкином голосе слышалось тихое отчаяние. – Маша… я все понимаю… отдай, пожалуйста, Слона девочке.

– Но у меня нет ни одной мягкой игрушки! – с обидой крикнула я. – И вчера ты не купила мне Мишку!

– Я тебе сказала, у меня нет на него денег!

– Ну, тогда попроси у них, – я кивнула в сторону машин, – для меня такого же! Ну и что, что я чуть старше его, – я ткнула пальцем в коляску, – но я тоже ребенок! И я хочу такого Слоника!!!!

– Маша! Прекрати истерику! – возвысила голос Бабушка. – Нам с тобой по бумагам игрушка не положена, и никто мне ее там просто так для тебя не даст.

– Но ты же не спрашивала… ты же не пробовала! – Я действительно плавно входила в истерику и уже ничего не могла с собой поделать: сама мысль о том, что и Слон, чудесным образом прилетевший мне с неба, сейчас будет у меня отобран, приводила меня буквально в бешенство.

– Я и так знаю! Нас с тобой нет в списках на игрушки! – в сердцах крикнула на меня Бабушка.