Контур

Мне кажется странным, сказала я, что первая жена, которую он прежде явно идеализировал, поступила так бессердечно. Это не вписывается в мое представление о ее характере. Мой сосед подумал и ответил, что во время их брака она была не такой: она изменилась, стала другим человеком. Когда он говорил о ней с нежностью, он, скорее, думал о той, прежней, жене. Я не верю, сказала я, что люди могут меняться так радикально и неожиданно принимать совсем иной моральный облик; вероятно, эти свойства раньше просто дремали в них и ждали определенных обстоятельств. Большинство из нас, продолжала я, не знают, хорошие они или плохие люди на самом деле, и многие за всю жизнь так и не попадают в ситуации, в которых это может проявиться. Но он должен был по каким-то признакам хотя бы догадываться, какой она может стать. Нет, ответил он, не догадывался: она была прекрасной матерью и целиком отдавала себя детям. Их дочь добилась больших успехов и получила гарвардскую стипендию; позже ее переманила международная компания-разработчик программного обеспечения, и теперь она работает в Кремниевой долине, о которой я наверняка слышала. Я сказала, что слышала, но всегда затруднялась себе ее представить; никак не могу понять, в какой степени это абстрактная идея, а в какой — реальное место. Я спросила, ездил ли он к дочери в гости; он признался, что нет. Он никогда не бывал в тех краях, и потом, ему боязно оставлять сына на долгое время. Он не видел дочь уже несколько лет; сама она в Грецию не возвращалась. Наверное, сказал он, успех влечет за собой новое и неизведанное, а неудача обрекает жить с тем, что у тебя есть. Я спросила, есть ли у нее дети, и он ответил, что нет. Она в партнерских отношениях с женщиной, — так ведь говорят? — а в остальном полностью сосредоточена на работе.

Если подумать, сказал он, у его бывшей жены, наверное, склонность к перфекционизму. Ведь их брак разрушила одна-единственная ссора: если что и предвещало будущие перемены, так это ее нетерпимость к неудачам. После их расставания, сказал он, она немедленно начала встречаться с очень обеспеченным и скандально известным судовладельцем, родственником Онассиса. Этот человек и правда был сказочно богат и хорош собой, к тому же дружил с ее отцом, и мой сосед так и не понял, что послужило причиной их разлада: у него, казалось, было всё, о чем она только могла мечтать. В некотором смысле тот факт, что она выбрала этого обаятельного миллионера, помог ему смириться с концом их брака; в схватке с таким соперником он был готов признать свое поражение. Но появление Курта, инструктора по лыжам, повергало его в недоумение — этот человек, у которого не было ни обаяния, ни денег, оживал только на несколько месяцев в году, когда в горах лежал снег; более того, он был верующим до фанатизма, соблюдал религиозные обряды и заставлял жену и ее детей, пока они жили с ним, делать то же самое. Дети рассказывали моему соседу, как их заставляли молиться, молчать и сидеть за столом часами, пока они не доедят всё до последней крошки, как отчим велел им называть его «отцом» и запрещал телевизор и прочие радости по воскресеньям. Когда мой сосед дерзнул спросить у жены, что она увидела в Курте, та ответила: он полная противоположность тебе.

К тому времени мы ехали вдоль берега, мимо неухоженных пляжей, куда люди выбрались семьями устроить пикник и искупаться, мимо придорожных магазинов с солнечными зонтиками, трубками для плавания и купальниками. Мы почти приехали, сказал мой сосед; он надеется, что дорога меня не утомила. Он должен предупредить, чтобы я не ожидала ничего роскошного — его лодка довольно скромная. Ей уже двадцать пять лет, и она крепкая, как скала в бушующем море, хотя и небольшая. На ней есть маленькая каюта, где один человек может с комфортом провести ночь. «Или двое, — сказал он, — если очень влюблены». Он часто ночует в лодке сам и несколько раз в год плавает на ней к острову — путь занимает три-четыре дня. Катер — в некотором роде его убежище, место уединения; он может просто отплыть от берега, встать на якорь и наслаждаться полным одиночеством.