Контур

Он предложил мне банку кока-колы, которую достал из холодильника на палубе, а потом протянул коробку салфеток и сам взял оттуда сразу несколько. Пока он долго и тщательно высмаркивался, мы оба наблюдали за семейством в лодке по соседству. Два мальчика и девочка играли: прыгали за борт, вереща, и по очереди забирались по лестнице обратно, блестящие от воды. В лодке сидела женщина в широкополой шляпе и читала книгу, а рядом с ней в тени навеса стояла детская коляска. Мужчина в длинных шортах и солнечных очках расхаживал туда-сюда по палубе и говорил по телефону. Я сказала, что сейчас внешняя сторона явлений сбивает меня с толку и терзает сильнее, чем когда бы то ни было. Как будто я утратила способность фильтровать воспринимаемое и осознала, что такая способность у меня была, только когда ее не стало. Словно в окне пропало стекло, и в комнату хлещут дождь и ветер — так и я чувствую себя беззащитной перед всем, что вижу, и прихожу в замешательство. Я часто вспоминаю главу из «Грозового перевала», где Хитклифф и Кэти смотрят из темного сада сквозь окно на ярко освещенную гостиную Линтонов и наблюдают за семейной сценой. Субъективность в этой сцене фатальна, каждый видит за стеклом свое: Хитклифф — то, чего он боится и не выносит, Кэти — то, к чему стремится и чего лишена. Но ни один из них не осознает, что происходит на самом деле. Схожим образом и я начинаю видеть в окружающем мире воплощение своих страхов и желаний, в чужих жизнях — толкование своей собственной. Глядя на семью в лодке, я вижу то, что сама утратила: иными словами, я вижу то, чего на самом деле нет. Эти люди проживают свои счастливые мгновения, и, хотя я это понимаю, сама я не могу вернуться в то время, когда была так же счастлива, как не могу пойти по воде, отделяющей меня от них. И какая жизнь более настоящая — эти мгновения или всё остальное?

Внешняя сторона явлений, ответил мой сосед, имела большое значение в его семье, но он научился — пожалуй, к своему несчастью — видеть в этом механизм обмана или маскировки. И именно в самых близких отношениях обман, разумеется, был самым серьезным. Так, он знал, что многие его знакомые — его дяди и люди их социального круга — сменили несколько любовниц, и при этом каждый всю жизнь был женат на одной женщине. Однако ему никогда не приходило в голову, что его отец мог жить с его матерью и вести себя подобным образом. Он воспринимал своих родителей как единое целое, хотя знал, например, о двуличности своего дяди Тео. Но со временем он стал всё чаще задаваться вопросом, существует ли это различие в действительности; иными словами, не пытался ли он на протяжении всей своей взрослой жизни повторять сценарий брака, который на самом деле был лишь иллюзией?