Контур

Наконец показалась пристань. Мой сосед съехал с дороги и остановился у деревянного понтона, где стояли в ряд пришвартованные лодки. Он попросил меня подождать, пока он купит продукты. Еще, сказал он, на катере нет удобств, так что надо сходить заранее. Я смотрела ему вслед, пока он шел обратно к дороге, а потом села на лавку на солнце и стала ждать. Лодки покачивались вверх-вниз на яркой воде. За ними виднелись четкие, зазубренные очертания берега, а дальше через весь залив тянулась цепочка скал и островов. Здесь было прохладней, чем в городе. Ветерок сухо шелестел листвой переплетенных кустарников, отделявших море от дороги. Я изучала лодки, гадая, которая из них — моего соседа. Все они выглядели примерно одинаково. На берегу были люди, в основном мужчины возраста моего соседа; одни расхаживали по понтону в мягких мокасинах, другие возились в своих лодках, обнажив на солнце поросшую седоватыми волосами грудь. Некоторые разглядывали меня, разинув рот и опустив жилистые ручищи. Я достала телефон и набрала номер ипотечного банка в Англии, куда перед отъездом в Афины подала заявку на увеличение займа. Женщину, которая рассматривала мое заявление, звали Лидия. Она попросила меня сегодня позвонить ей, но каждый раз я попадала на автоответчик. В сообщении говорилось, что ее не будет в офисе до такого-то числа, но оно уже прошло, так что, судя по всему, голосовую почту она проверяла нечасто. Вот и теперь, сидя на лавке, я снова услышала тот же ответ, но, поскольку мне нечем было заняться, я сама оставила ей сообщение: я звонила, как мы и договаривались, прошу связаться со мной. После этого очевидно бессмысленного действия я осмотрелась и увидела, как мой сосед возвращается из магазина с пакетом в руке. Он попросил меня подержать пакет, пока он будет готовить лодку, а сам пересек понтон, опустился на колени, чтобы достать из воды мокрую веревку, и притянул к себе привязанный катер, белый с деревянной обшивкой и ярко-синим тентом. Спереди был большой черный кожаный штурвал, а вдоль заднего борта — мягкая скамья. Притянув лодку поближе, мой сосед тяжело прыгнул на борт и протянул руку за пакетом. Некоторое время он раскладывал покупки по местам, а потом подал мне руку, чтобы помочь забраться следом. Получилось у меня это на удивление неловко. Я села на скамью, а он снял со штурвала чехол, опустил в воду двигатель, стал завязывать и развязывать бесчисленные узлы; затем он встал к штурвалу, завел мотор, который издал булькающий рев, и мы начали медленно пятиться от причала.

Какое-то время мы будем плыть, крикнул мне мой сосед поверх шума двигателя, а когда доберемся до одного славного местечка, остановимся и искупаемся. Он снял рубашку, и, пока он управлял катером, на меня смотрела его голая спина. Она была очень широкая и мясистая, задубевшая от солнца и возраста, и ее покрывало множество родинок, шрамов и пучков жестких седых волос. Глядя на нее, я чувствовала, как меня переполняет грусть и отчасти смятение, будто его спина — это чужая страна, и я в ней заблудилась; или даже не заблудилась, а оказалась в изгнании — в том смысле, что к ощущению потерянности не примешивалась надежда в конце концов увидеть что-то знакомое. Его состарившаяся спина словно изолировала нас обоих в наших отдельных, неподвластных переписыванию историях. Мне вдруг пришло в голову, что некоторые сочли бы глупым мое решение поехать кататься одной на лодке с незнакомым человеком. Но теперь чужое мнение меня мало трогало. Оно существовало в другом, параллельном измерении, и это измерение я уже окончательно покинула.

К тому времени мы вышли в открытое море, мой сосед переключил передачу, и лодка резко рванула вперед с такой силой, что я чуть не улетела назад, а он даже не заметил. Громоподобный рев мотора тут же затмил всё вокруг: больше я ничего не видела и не слышала. Я схватилась за поручень на борту лодки и крепко держалась за него, пока мы неслись через залив, а нос катера то поднимался, то ударялся о поверхность воды, пуская во все стороны фонтаны брызг. Я разозлилась, что он меня не предупредил. Я не могла ни пошевельнуться, ни заговорить, только держаться; волосы встали дыбом, а лицо онемело от встречного ветра. Лодка прыгала вверх-вниз, и вид его голой спины у штурвала злил меня всё сильней и сильней. В положении его плеч угадывалась нарочитость; получается, он разыгрывал спектакль, пытался произвести впечатление. Он ни разу не обернулся ко мне: люди обычно не заботятся об окружающих, когда демонстрируют свою власть над ними. Мне стало интересно, что бы он почувствовал, если б доплыл до намеченного места и обнаружил, что меня нет; я представила, как он рассказывает об очередном своем легкомысленном поступке следующей соседке в самолете. Она упрашивала меня взять ее с собой, сказал бы он, а потом оказалось, что она ничегошеньки не знает о том, как вести себя в море. Честно говоря, сказал бы он, это была настоящая катастрофа: она упала за борт, и мне теперь очень грустно.