Контуженый

Я в расположении «музыкантов Вагнера». Есть новые лица, но многих я знаю. Нахожу Вепря из штурмового отряда. Он чистит пулемет. Рядом босой Хан из бурятов меняет женские прокладки в походных берцах. Незаменимая вещь для сушки обуви. Не сомневаюсь, в его арсенале помимо обезболивающего промедола в шприц-тюбике есть и женские тампоны на случай пулевого ранения. Засунул в рану, тампон разбухает, кровотечение останавливается.

Вепрь замечает меня, смотрит косо:

– Кит приплыл. Ты теперь Контуженый?

– Контуженый, – соглашаюсь я.

– Контуженый хочет в штурм, к больным на всю голову? – Вепрь вроде бы шутит, но без усмешки. Глаза приглядываются ко мне.

– Приехал узнать про свой крайний бой. Сам ничего не помню.

– Мозги отшибло? Не можешь срать, не мучай жопу!

Шутки у Вепря грубые, но бойцам заходит. Рядом посмеиваются. Я настаиваю:

– Вепрь, про тот бой расскажи.

– Так не было боя, Контуженый. Ночью прилетело точнехонько вам по БК. Понял?

Я морщу лоб. Мы израсходовали боекомплект. Я передал по рации заявку. Под ночь подвезли мины. Взвод обеспечения предпочитает снабжать передовую в темное время суток, так меньше шансов подставиться под беспилотник.

Вепрь продолжает с обвинительным напором:

– Какого херы вы машину не разгрузили, во дворе оставили? Все мины разом рванули. Хата в труху вместе с твоими и водителем. А тебя за деревом нашли без сознания. Как ты там оказался?

Грузовик с боекомплектом, деревенская хата, ночь, дерево. Слова Вепря рассеивают туман памяти.

…Я вижу грузовик, наполненный ящиками с минами. Понурые лица бойцов. За долгий бой мы несколько раз переносили тяжелый миномет на новую позицию и перетаскивали мины туда-сюда. Я уж не говорю про эмоциональное выгорание.

Самый сильный из нас Урал тяжко вздыхает и спрашивает меня, как командира:

– Разгружаем за бруствер?

Шмель тоскливо смотрит на грузовик с просевшими рессорами:

– Утром передислокация. Опять загружать.

Да и водитель из части снабжения валится с ног:

– Я двое суток не спал.

Гнать такого обратно в ночь, провоцировать аварию. Наше расположение на околице разбитой снарядами деревни. Крайний дом сохранил стены и крышу – отель комфорт-плюс в условиях войны. Мы собираемся переночевать в нем.

Я задираю голову, изучаю темное небо. Прихожу к выводу, что вражеских «птичек» ночью не будет, и жалею измотанных бойцов.

– Кедр, перегони машину за дом под яблоню. До утра постоит, не заметят. Отоспись.

В глазах подчиненных облегчение. Мины подождут. Ночью мы редко работаем, огненный выстрел лишком сильно демаскирует позицию. Кедр прижимает грузовик к стене дома и заваливается спать в кабине.

Кедр! Так вот чья табличка на могиле. Взрыв прибрал с собой и водителя-снабженца. А где был я?

Ночь. Тишина. Я выхожу из хаты отлить. Не с порога же. Потягиваюсь, топаю, встаю за дерево – и в этот момент…

– Вспомнил? – с осуждением в голосе вопрошает Вепрь.

– Машину с БК за домом спрятали, – бормочу я.

– Кто приказал?

Я молчу. Ответ ясен всем. Оправдываюсь:

– Я очнулся только в больнице.

– Потому что успел смыться перед прилетом. Будто знал!

– Повезло.

Хан затягивает шнурки на берцах, стреляет в меня косым взглядом:

– Еще про ангела-хранителя скажи, что нашептал на ушко.

– Какого хера, Хан? Ты на что намекаешь?

Хан переглядывается с Вепрем. Вепрь собрал пулемет, держит его между колен стволом вверх и буравит меня взглядом:

– Мы потом взяли батарею укров откуда вас накрыли. Пленный артиллерист признался, что кто-то скинул им в чате координаты с минами. Понял?!

– Наши координаты? – недоумеваю я. – Так БК только завезли.

– А кто завез?

Перед глазами имя водителя на могиле – Кедр. Но я не понимаю смысла вопроса и тоже злюсь:

– Не всё ли равно?

Вепрь опускает глаза, на обветренном лице отчетливо проступают желваки.

Хан мне подсказывает:

– Кедр – его младший брат.

Обычно суровый Вепрь смотрит в землю и выглядит потерянным.

– Я поклялся матери, что в снабжении ему безопасно. Если со мной что не так, младший точно к ней вернется. Я до сих пор скрываю, что он погиб. Погиб из-за предателя.

– Где пленный? Я с ним поговорю.

Хан косо смотрит на меня и теперь уже обвиняет напрямик:

– Убрать свидетеля хочешь?

– Выжил только ты, Контуженый, – добавляет Вепрь.

– Вы с дуба рухнули? Я свой!

– Был свой, а сейчас не знаю. Кто-то же слил координаты.

Хан обращается к Вепрю, словно меня здесь нет.

– Без Контуженого точных прилетов не было. Он приперся – и не известно, что будет.

Я оглядываюсь в поисках поддержки. К нашему разговору прислушиваются другие бойцы. В их глазах колючее недоверие.

А вслух кто-то говорит:

– Он по нашим позициям шастал. Надо проверить телефон.

Вепрь чувствует общий настрой – предателю здесь не место. И буравит меня взглядом:

– Война стала жестче, Контуженый. Противник умен, хитер и озлоблен. А если ему помогают предатели… Выворачивая карманы! У нас теперь запрет на смартфоны.

Меня обыскивают, находят расколотый взрывом смартфон. Я пытаюсь оправдаться, но ничего не могу придумать, кроме жалкого:

– Это не я. Мой разбит с той ночи.

– Когда узнаю, что ты, сразу грохну. А пока дам шанс.

Вепрь встает и направляет пулемет в мою сторону: