Йон побывал к смерти ближе, чем его братья. Он бежал с поля сражения. Люди конунга Магнуса преследовали его, и он забрался в колодец, где во льду была прорубь. Ему удалось спуститься под лед — к счастью, вода стояла низко и подо льдом хватало воздуха. Йон стоял на цыпочках на дне, высунув над водой только рот и нос. Он весь заледенел, наступила ночь, потом рассвело. Один из его преследователей увидел свежие следы на снегу возле колодца и наклонился посмотреть. Ему захотелось пить, он нашел ковш, зачерпнул воды и напился. Йона он не заметил, но уходить не спешил. К колодцу подошли несколько воинов, они привели с собой пленника. Пленник кричал, что он не берестеник, а напротив, сражался на стороне конунга Магнуса. Какие у тебя доказательства, спросили они. Отведите меня к конунгу Магнусу, он сохранит мне жизнь. Этого мы не сделаем, ответили воины и зарубили его. Йон, стоя в колодце, слышал, как они препирались, не зная, что делать с трупом. В конце концов они спустили его в колодец, чтобы оставить жителей усадьбы без питьевой воды. В колодце стало тесно.
Теперь их тут было двое, одинаково скованных морозом, но когда наступил вечер, Йону удалось выбраться из колодца, опираясь на покойника. Он не смог прочесть над ним молитву, и это мучило его, когда он бежал из усадьбы. Он бежал долго, сил у него оставалось мало, а мужества и того меньше. В темноте он заблудился и снова вернулся к своему колодцу. От ужаса он закричал, но воины уже ушли и его никто не слышал. Он подбежал к дому, толкнул дверь ногой и вошел внутрь. В доме была только старая женщина. Она крикнула ему, что ее дочери тут нет, решив, что этот воин в заледеневшей одежде — охотник до девушек. Женщина кричала, что ее дочь Гудвейг ушла к своему жениху в Рафнаберг, а потом прибавила, что ее мужа убили и бросили в колодец, а ей одной его не вытащить. Его зовут Бьярти.
Йону пришлось убить ее, уж слишком громко она кричала, потом он раздел ее и разделся сам. Она была крупная женщина, и он кое-как натянул на себя ее юбку и теплую кофту, нашел он и еды, но немного. На другой день он встретил отряд берестеников. Многие из них погибли.
Среди оставшихся в живых и пришедших в Хамар оказались и другие наши знакомые, но мы не сразу узнали их. Был среди них и мой добрый отец Эйнар Мудрый. Одежда на нем была изорвана, лицо обморожено, он подошел ко мне и сказал:
— Богатым я никогда не был, а теперь стал и того беднее.
— Наследство после тебя будет небольшое, но для меня оно дорого, — сказал я ему.
— Добрый сын делает человека богатым, — сказал отец.
В Тунсберге Эйнар Мудрый пытался набрать сторонников из горожан, но ему не повезло. Большинство хотели подождать сражения и уже потом решать, кто им друг, а кто недруг. Наверное, конунг Магнус заподозрил, что на Эйнара Мудрого не следует полагаться, поэтому он взял его с собой, когда отправился из Тунсберга в Рэ, где должно было состояться сражение. Эйнар Мудрый не принимал участия в битве, но находился поблизости, когда берестеников оттеснили к церкви и они бросились в церковную ограду, надеясь спасти там свою жизнь. Однако люди Магнуса заперли церковные ворота и порубили всех берестеников прямо во дворе церкви — более подходящего для себя места не мог бы пожелать себе ни один покойник. Конунг Магнус проезжал в это время мимо церкви, но и пальцем не шевельнул, чтобы воспрепятствовать такому злодейству. Эйнар Мудрый дождался сумерек и покинул Рэ.
— Лучше уж всю жизнь скрываться, чем жить рядом с человеком, который не уважает святости церкви, — сказал он.
Эйнар Мудрый редко говорил о Боге и святых мужах. Священников он тоже не слишком жаловал. Но им всегда руководило желание судить по справедливости тех, кто просил об этом. Он бы пощадил каждого, если б только эта пощада не затрагивала ничьей чести. Теперь он был беднее, чем когда-либо в жизни, и вместе с тем — богаче.
Среди берестеников был и мой верный друг Бернард. Он тоже был вынужден сопровождать конунга Магнуса, когда тот отправился в Рэ. Бернард рассказал, что преподобный Бьярни, личный священник ярла Эрлинга в Тунсберге, заподозрил, что Бернард и Эйнар Мудрый относятся к тем людям, которые говорят о конунге без должного уважения. И довел это до сведения конунга. Бернард держался в стороне от битвы, но ему пришлось подойти, чтобы дать последнее благословение раненному берестенику — тот, умирая в снегу, громко звал мать, ему казалось, что он снова стал ребенком. Подоспевшие люди конунга Магнуса хотели зарубить Бернарда. Он бежал, спасая свою жизнь, и присоединился к берестеникам. Утром он решил, что дорога в Тунсберг может оказаться для него слишком тяжелой. С тех пор он шел дорогой конунга Сверрира.
Бернард пожал мне руки, мы обнялись, и он сказал с улыбкой, которую я никогда не забуду:
— Нам с тобой следовало бы сидеть в монастыре в Премонтре и беседовать о мудрости книг.
Лицо у него было уже не такое белое, как раньше, теперь и обликом и одеждой он больше походил на раба. Но голос был по-прежнему глубок, и в глазах еще таилась сила ума.