Конунг. Человек с далеких островов

Был среди берестеников и Хагбард со своим сыном. У Хагбарда было тайное поручение — он должен был встретить в Хове берестеников, направлявшихся в Рэ, и сообщить им, сколько людей у конунга Магнуса и как они настроены. По обыкновению он нес на плечах Малыша, с ним он никогда не расставался, этот жалкий калека словно оберегал его. Хагбард нашел там конунга Эйстейна и его войско, и ему мало понравилось то, что он увидел. Конунг не умел держать в повиновении своих людей. Одни пили, другие не могли дождаться конца битвы, когда они окажутся в селении, где есть женщины. Хагбард сказал конунгу правду, какой он видел ее. В Тунсберге много сотен воинов, и если там нет самого ярла, это ничего не меняет. У конунга Магнуса есть и другие неплохие советчики, и он достаточно умен, чтобы следовать их советам. Кажется, ты трусишь, сказал ему конунг Эйстейн. Тот, кто не может слушать правду, трусит еще больше, ответил Хагбард. Эйстейну не понравился такой ответ. Он спросил, что за мальчишку Хагбард таскает на плечах. Это мой сын, ответил Хагбард, у меня на плечах он и тебе приносит пользу, потому что охраняет меня. Этих слов конунг Эйстейн не понял, он помрачнел и отослал Хагбарда прочь.

Хагбард пошел с берестениками в Рэ, где стояли люди конунга Магнуса. Его спас Малыш. Хагбард шел в третьем ряду, он размахивал топором и громко кричал, чтобы прибавить мужества себе и другим, но Малыш от страха описался и теплая моча потекла Хагбарду на шею. Тогда Хагбард выбрался из битвы, не из-за себя, а из-за мальчика. Когда берестеники побежали, он был уже так далеко, что опасность больше не угрожала его жизни. Меня спас Малыш, говорил он.

Малыш тоже поморозился и жалобно скулил, но теперь он был в доме и им занялись женщины. Несколько человек умерли уже на дворе в Хамаре в Вермаланде. Теперь, когда их жизнь была вне опасности, пережитое напряжение оказалось для них роковым. Один из умерших был Гуннар Вешальщик, тот парень, что держал монахиню Катарину за волосы, когда ей отрубили голову. Он был брат Ивара, сына вольноотпущенника из Тунсберга, с которым мы познакомились в трактире у причалов. Хагбард уговорил Гуннара уйти к берестеникам, сказав, что люди смеются над ним из-за того, что он свалился на землю от страха, когда отрубленная голова Катарины упала ему на колени. Это была правда, парня дразнили за это, и многие считали, что достойного мужа из него не выйдет. Гуннар возненавидел прежних друзей, и они с Иваром покинули Тунсберг, отправившись навстречу конунгу Эйстейну и его людям. Потом они вместе пришли в Хамар.

Но Гуннар был тяжело ранен. Он дрался на совесть, теперь Катарина была не единственная, кому он помог перебраться в другой мир. С холодным расчетом он выбирал самых слабых и старых в войске Магнуса и от всего сердца опускал на них свой топор. Гуннара ранили, и во время бегства Ивар тащил брата на санках, которые смастерил из лыж. Потом один берестеник, оказавшийся сильнее Ивара, стал отнимать у него сани, а Сигурд из Сальтнеса, возглавлявший оставшихся в живых берестеников, был сам слишком слаб, чтобы разнять дерущихся. Ивар остался со своим раненым братом, а все пошли дальше, тогда он взвалил брата на плечи и потащил его. Гуннар был еще жив, когда они добрались до Хамара, но умер во дворе усадьбы, его не успели даже внести в дом.

Я впервые увидел берестеников.

Среди них был также и священник Симон.

Симон покинул монастырь на Селье, не дожидаясь, пока люди ярла Эрлинга доберутся до него. Он прошел через горы на восток, нашел в Упплёнде конунга Эйстейна и присоединился к нему, но не как священник, а как воин. Он хорошо колол и хуже рубил, и умел пускать в ход яд, который хранил и в свином пузыре и на кончике языка. Симон не был среди людей, близких к конунгу Эйстейну. Видно, своим недобрым умом он предугадал, что тому уже недолго осталось жить. Но в битве при Рэ, впервые оказавшись перед конунгом Магнусом и его людьми и уже не обязанный изображать дружеские чувства, которых он не испытывал, Симон дрался, как настоящий воин, не щадя никого, кто попадался ему на пути. Он вышел из сражения без единой царапины, залитый только чужой кровью. Без единой царапины пришел он и сюда. Но Сверриру он был не по душе.

Его злая усмешка по-прежнему была опасна для тех, кому она предназначалась, в ней не было радости. От этой ледяной усмешки мороз казался еще сильнее и жестче. Симон попросил напиться. Больше он ни о чем не просил. Он похудел еще больше. Я знаю, что Катарина умерла, сказал он..

Но Сверриру он был не по душе.

Таковы были эти люди, мало кто не был ранен, всех вместе их было меньше сотни. Часть берестеников бежала в Теламёрк, но говорили, что таких было немного. Тело конунга Эйстейна осталось лежать на полях Рэ, и ярл Эрлинг Кривой стал теперь еще сильнее, чем был.

Сигурд из Сальтнеса сказал Сверриру:

— Теперь у нас один выбор: ты или смерть.

Сигурд сказал Сверриру: