— Беатриса, проводи Александра Андреевича, а то у нас псы не на привязи, — сказал отец и поднялся на второй этаж, утаскивая за собой Инессу и всё время молчавшую Любу.
Пожав плечами, накинула на плечи старую армейскую куртку деда, которую не выкидывают только потому, что я бьюсь в истерике каждый раз, когда к ней кто-то прикасается, и вышла на улицу, пропуская учителя вперёд.
— Что с тобой случилось, когда ты вошла в зал? Куда делось всё то раздражение? Что за необоснованный страх? — гора вопросов на одну меня, пялящуюся в чистое звёздное небо.
— Александр Андреевич, — тихо позвала я, привлекая к себе внимание и при этом не отрывая взгляда от неба. — Помните, я Вам про чувство такта говорила? — Дождавшись немого кивка, продолжила: — Включите его, пожалуйста, — и спокойно направилась к огромным железным воротам.
— Громова, вот что ты за человек неправильный и скрытный, а? Только со своей подружкой шушукаешься постоянно! — возмутился мужчина, стараясь идти со мной в ногу и делать такие же маленькие шажочки.
— Она мне не подружка, — спокойно ответила я, взглядом ища наших доберманов, которых, по странным обстоятельствам, выпустили из вольера, и которых сейчас не было во дворе, хотя они должны были крутиться под ногами и пытаться сожрать учителя.
— А общаетесь, словно в детском саду в один горшок писали, — пошутил он. Но шутка эта вызвала у меня только вежливую, отработанную годами улыбку, которую люди обычно показывают просто чтобы не обидеть собеседника. И он это прекрасно понял, потому и нахмурил свои чёрные брови, отчего взгляд голубых глаз стал ещё пронзительнее.
— Всё, пришли, — оповестила я, открывая перед учителем кованую черную калитку, и уже готовая попрощаться.
Но у учителя, как всегда, были свои соображения на этот счёт.
Взглянув на дом над моей макушкой, — его рост это, к сведению, прекрасно позволял, — он озорно, совсем по-мальчишечьи улыбнулся и, схватив меня за рукав фуфайки, вытащил за калитку и тут же придавил своим телом к промерзлому кирпичному забору, попытавшись поцеловать, что у него, к слову, не получилось, потому что я накрыла губы ладонью и отвернулась.
Голубые глаза выражали полнейшее недоумение, и оттого сам их обладатель становился чертовски обаятельным.
— Я только поела! — глупо, да, но мне и самой неприятно целовать его, не почистив зубы.
О Боже, мне бы об экзаменах думать, а я о непотребствах всяких!
Александр Андреевич, ухмыльнувшись, схватил свободной рукой мою ладонь и оторвал от своих губ, а сам тем временем легко, почти невесомо коснулся моих губ своими и, напоследок с силой сжав ягодицы и приподняв меня над землёй, засунул руки в задние карманы и беспечно направился к остановке, около которой был припаркован его джип.
Вот так и живём, дамы и господа. Ни минуты покоя!
На часах половина первого утра, и я, сонно потирая глаза, прокралась к отцу в кабинет, где без проблем и малейшего шума открыла деревянную дверь и вошла внутрь.
Так, в столе искать бесполезно, а где же у него сейф?..
Двадцать минут поиска, и я наконец-то нахожу эту стальную коробку, встроенную в стену, за портретом собственного отца, который отодвигается в сторону.
Кажется, во всех дешёвых детективах именно за картинами и прячут сейфы.
Пароль…
А вот какой пароль мог поставить мой батенька на свой идиотский сейф? Ну, самый логичный человек будет ставить свой день рождения, с него и начнём…
В полном мраке, который разбавляли редкие жёлтые лучи фонаря, просачивающиеся через плотные шторы, я сидела на полу перед идиотским сейфом и думала — третий, мать его, час думала — что же такое умное мог поставить батя на свой дебильный сейф, что я не могу его открыть.
Все возможные дни рождения: и его, и Любы, и Инессы, и даже его самой нелюбимой собаки я проверила. Ничего. Совсем.
Я даже от бессилия рухнула на мохнатый ковёр, слушая перезвон маленьких колокольчиков и пялясь в потолок.
Что мой отец любит больше всего?
Ну, ответ очевиден: маму.
Но день её рождения не подходит.
А если мой батя настолько сентиментальный, что даже поставил на сейф дату её смерти? Хотя это глупо, потому что он всячески пытается это забыть, даже позволил этой змеюке уничтожить все мамины фото, а каждый раз вводя эту комбинацию, он будет вспоминать тот чёртов день.
Хотя, почему бы и нет? Чем чёрт не шутит, как говорится.
— Ноль седьмое, ноль шестое, — вслух продиктовала я, с замиранием и полным неверием услышав тихий писк, и повертела ручку, дергая на себя. — Вот это было нихрена себе!
Чувствую себя Джеймсом Бондом! Самоуверенность просто зашкаливает теперь!
Та-ак, ненужная фигня о ценах на рынке, ненужная фигня о ресторане, просто ненужная фигня.
А ничего ценного нет. Как так-то?
Невозможно передать разочарование, охватившее меня, ибо было реально обидно.
Ровно до тех пор, пока я не нашла контракт на имя моего отца, который обещает отдать меня замуж за сынка какого-то крупного ресторановладельца.
Вот так и рушатся мечты и надежды…
Их, не мои.