Конвейер смерти

– Продавщица Рита у Губина в гостях, придет утром, поэтому можешь отдыхать спокойно. Блаженствуй, только без глупостей!

– Это хорошо, что соседки нет, мы с ней враги, – обрадованно сказал я и принялся раздеваться в темноте. Бросив хэбэ на стул и сняв туфли, я протопал босыми ногами к хозяйке комнаты.

– Эй, эй, ловелас! Не было такого уговора! Шагай на место! Не было дозволения о приставаниях. Ложись к себе, а не то нечаянно зашибу! – Татьяна при этих словах вытянула вперед огромный кулачище.

Вот как интересно распорядилась природа! Красивое миловидное лицо при богатырских размерах тела. Не в моем вкусе, но в темноте, в общем-то, я мог решиться и настроиться. Но такой кулачище отбивает всякое желание.

Я рухнул на кровать, думая, что немного полежу, соберусь с мыслями и повторю попытку. Но, размякнув на перине, мгновенно отключился, словно рухнул в пропасть. Устал.

С первыми лучами солнца кто-то тряхнул меня за плечо со словами:

– Эй, героическая личность! Вставай! Выбирайся отсюда, как хочешь! Только не через мое окно. И чтоб никто не видел, а то пойдут глупые, ненужные разговоры.

– Черт! Как нехорошо получилось! Заснул и бездарно провел ночь!

– И хорошо, что не было второй попытки штурмовать меня. Точно бы мы подрались. Мне еще в Союзе мужики надоели, липнут, гады, как мухи. А я этого не люблю! Убить всех готова. Проходу от вас нет!

– За одиночеством нужно было отправляться к амазонкам, а тут здоровый мужской коллектив. Не будет тебе ни сна, ни покоя, – сказал я, смущенно одеваясь, и быстро, не прощаясь, вышел за дверь.

* * *

Дежурным по полку я заступал впервые. Помощником дежурного, начальником караула был, а дежурным – никогда. Начало – развод караулов и наряда – прошло нормально. Хорошо, что нет Ошуева, большого любителя снять состав наряда с дежурства. Не успел принять оружкомнату и документацию у прежнего дежурного, (Аладушкина, как уже случилось происшествие. Пришедший сдавать пистолет дежурный по автопарку прострелил задницу (точнее сказать, бедро) помдежу. А дело было так.

– Коля, ты пистолет разрядил? – спросил Оладушкин взводного Колоколова.

– Ага. Кажется. Сейчас проверю, – ответил лейтенант и, не вынимая обойму, перезарядил пистолет. После этого отвел ствол в сторону и нажал на курок. Выстрел пришелся в стоящего у стены капитана. Раненый Рычагов взвизгнул и подскочил вверх метра на полтора, затем со стоном рухнул на пол, приземлившись на зад. Капитан взвыл, вновь подпрыгнул и упал в объятия Колоколова.

– Скотина! Изверг! Тебе мало коллекции духовских ушей, взялся за отстрел наших жоп! – рычал он на Колоколова.

– Прости, брат! – вскрикнул Николай. – Гадом буду, не хотел. Прости! – С этими словами он уронил ПМ на пол, и тот выстрелил еще раз, к счастью, не задев больше никого.

На выстрелы сбежались штабные. Пороховая гарь заполнила узкий коридор, а кровь, хлеставшая из раны, продолжала заливать пол.

– Заткни дырку рукой и в санчасть! – скомандовал начарт.

– Заткнул, все равно течет, – ответил Рычагов, прижимая платком дыру в штанах. – Не хочется умирать раненным в жопу!

– На руки и бегом в медпункт, не то со смехуечками от потери крови помрет. От идиотского ранения! – взвизгнул Оладушкин.

Шесть офицеров бегом поволокли подстреленного в бедро капитана в санчасть спасать от потери крови.

Командир раздавал виновнику происшествия затрещины. Вновь орал, что не доживет с такими мудаками до замены, что доведут его до инфаркта.

Один плюс в этой истории для Рычагова все же был. Получил позднее орден по ранению…

Я лежал на кровати и читал газету при свете ночной лампы. В своем углу в полумраке кряхтел, ворочался и пыхтел комбат. Он что-то бормотал себе под нос, потом несколько раз раздраженно хмыкнул.

– Василий Иванович! Свет мешает? Выключить? Будете спать? – спросил я, чувствуя некоторую неловкость.

– Да нет, нормально. Читай, просвещайся. Я тут молодость вспоминаю, подвожу некоторые жизненные итоги. Не отвлекай.

Ну что ж, не мешать так не мешать. Я и сам не особо настроен говорить. Искоса взглянув на Подорожника, я вдруг заметил, что он загибает пальцы, производя какие-то подсчеты. Дочитав газету, я встал, подошел к электрочайнику, налил себе кружку кипятка и насыпал заварки. Иваныч в это время громко выругался, чертыхнулся и начал что-то быстро писать на листе бумаги. Все продолжалось минут пятнадцать, пока я жевал бутерброд, прихлебывая его чайком.

– Комиссар! Налей и мне кружечку. Выпью, подумаю, может, кого еще забыл.

– А что вы вспоминаете?

– Молодость. Понимаешь, решил вспомнить, сколько в моей жизни было женщин и как их звали. Получается, то ли пятьдесят две, то ли пятьдесят четыре. Два эпизода какие-то смутные, и не могу понять, были они в жизни или нет. Четырех дивчин не могу вспомнить по именам, а половину лиц вообще не припоминаю. Только смутные очертания.

– Сами себе ничего не прибавили в количестве?

– Да нет. Вроде объективно. Точно, почти как в аптеке. Почти…

– И что, в памяти удерживаете всю полусотню?