Конвейер смерти

Я кивнул головой в знак согласия, а Чапай увлек за собой Наталью. После ранения в ногу начальника штаба в наших апартаментах проживали мы вдвоем. Кроме меня, помешать комбату развлекаться больше некому.

Едва он растворился за дверью в ночной темноте, как рядом на подоконник присел угрюмый Арамов.

– Никифор Никифорович, есть разговор! Ты зачем отобрал у Рахмонова Коран?

– Конфисковал, согласно приказу Золотарева! Подрывная литература.

– Какая подрывная? Он ведь мусульманин! Это священная книга!

– А книга на арабском языке. Рахмонов, может, арабский знает, а я нет! Пусть приобретет на русском, чтобы знал содержание. Потом пусть читает на здоровье. А вдруг под видом религиозной книги там антисоветская пропаганда?

– Ну, Ник, брось дурить! Знаешь же, что это не так! Не отдашь солдату книгу?

– Нет, не отдам! Мне она самому понравилась. Трофей!

– Подари лучше мне, я буду читать! Это священная книга. Она не может быть сувениром. Пожалуйста!

– Баха! Я тебе ее подарить не могу, сам говоришь: книга – священная! Но могу обменять. Сейчас только придумаю на что.

Я на минутку задумался. Думать мешал шум. Пьянка постепенно выходила из-под контроля. Мужики начали цепляться друг к другу, тискать девчат в углах, горланить песни. И тут в комнату вихрем ворвался командир полка и покрыл всех трехэтажным матом. Филатов со злостью пнул ближайшую табуретку и выдал еще одну витиеватую фразу из семи непечатных слов. Мастер! Самое благозвучное из всего сказанного было:

– Вон отсюда! Прекратить балаган! Это поминки или что?!!

Кто сидел у раскрытых окон, как я, выпрыгнули в окна. Кто был близко к дверям, прошмыгнули в них. Троим или четверым, что были ближе к «кэпу» и не увернулись, достались звонкие затрещины. Магнитофон замолчал, получив командирского пинка.

Пробираясь сквозь колючки и репейники, я громко выругался и выразил эмоции вслух:

– Черт! Иван Грозный! Сорвал отдых!

Следом за мной на дорогу из зарослей выбрался Арамов. Мы принялись отчищать от репьев брюки, и неожиданно оба громко рассмеялись.

– Да! «Кэп» в гневе страшнее раненого вепря, – сказал Баха.

– Сами виноваты, пустили мероприятие на самотек. Не выдержали нервы у «бати». Нужно было закругляться еще минут двадцать назад, – вздохнул я. – А я уже было положил глаз на новенькую, Ленкой, кажется, зовут, по прозвищу Ногтегрызка (ноги очень худые, а руки еще тоньше). Придется идти в свой модуль спать.

– Но какой стиль! Какой слог! Силен «бугор», силен, ничего не скажешь! Классика жанра! Итак, Никифор, вернемся к нашему разговору: твои условия обмена, на что махнемся?

Я опять задумался. Арамов в мае женился на поварихе-хохлушке, землячке комбата. Она была старше Бахи лет на пять. Мужики отговаривали парня, только Подорожник одобрял: «Хорошая женщина, гарная дивчина, справная. Остепенишься. Правильно, лучше хохлушек жен не бывает». После свадьбы молодым выделили отдельную комнату в штабном модуле, в семейном углу. Там жила еще семья помощника начальника штаба.

– Меняю на самовар. Электрический чайник у нас сгорел, покупать неохота. Махнусь на твой семейный самовар! – придумал я вариант обмена.

– Он не мой, а жены. Давай на что-нибудь другое.

– А у тебя больше ничего нет, чего я не имею. Может, на трофейную саблю?

– Фигу! Саблю, коня и жену – не дам никому!

– И я Коран и кинжал – не дам никому.

Баха, обиженный отказом, махнул рукой и побрел домой. К жене. Я же, словно неприкаянный, пришел к дверям своей комнаты. Услышав сладострастные стоны и счастливые всхлипы, я понял, что пока тут лишний. Если курил бы, то сейчас самое время закурить. А так сидел на ступеньках и глазел в небо, трезвея. Некоторое время философствовал про себя о мимолетности человеческой жизни и всего человечества в многомиллиардной истории Вселенной.

Через час мне надоело ждать окончания кобелирования Подорожника, слушать стук кровати. Я отправился обратно, откуда пришел, в поисках развлечений. На лавочке, прислонившись к стене, сидела, дышала и наслаждалась ночной прохладой Татьяна – начальница столовой.

– Танюша, я составлю тебе компанию, не возражаешь?

– Садись, если найдешь свободное место, – ответила толстушка.

Действительно, места было мало даже для меня, худощавого. Берендею не хватило бы места и на одну ягодицу. Я плюхнулся ей под бок, на скамью, и откинулся к стене модуля, обхватив при этом левой рукой кусочек Татьяниной талии.

– Эй, но-но! Только без рук. Так сегодня устала в своей дурацкой столовой, что ноги до комнаты не дотащить.

– Если бы ты была наполовину меньше, я бы донес тебя до койки, чтоб не утруждала ноги. А так, извини, боюсь, не справлюсь.

– Юморист! Чего бродишь по полку? Не спится?

– Ага. Комната занята комбатом, не попасть – да и гормоны кипят.

– Если негде спать, могу сдать на ночь койку. У нас одна в комнате свободная, а с гормонами ничем не смогу помочь.

– Ну и ладно. Где то ложе, куда я смогу бросить усталые кости?

– Ну пошли, костлявый герой!

В пустой комнате стояли три кровати, но в помещении почему-то никого не было.