Конвейер смерти

Я выглянул из кабинета и позвал солдата:

– Гостенков! Подь сюда!

Двухметровый громила отделился от стены, вошел в каптерку и доложил:

– Товарищ старший лейтенант! Ефрейтор Гостенков по вашему приказанию прибыл.

И тут же получил по лбу огромной деревянной указкой, лежавшей на столе.

– Ох! За что? – завопил, схватившись за голову, боец.

– За то! За все хорошее! Сам знаешь за что!

– Убью гада! Вот гнида! Заложил! – завопил, слегка шепелявя, солдат.

В следующее мгновение он получил еще один удар по плечу, от которого палка, не выдержав, переломилась пополам.

– У-у! Ни за что! Разве так можно? А еще земляк, в одной области живем… Обижаете!

– Послушай ты, шкаф! Тебя, негодяя, и меня Лямин в зеленке от смерти спас. Это он двух духов завалил, когда у тебя, недотепа, патроны в пулемете закончились.

– У вас тоже патронов не было…

– Так вот, недоумок, не будь его, нас обоих упаковали бы в дальнюю дорогу в деревянно-цинковых гробах. И лежал бы ты сейчас в Сибири в промерзлой земле. Но тебе было бы все равно, потому что мертвецы к холоду не чувствительны!

– Ну зачем вы так злобно?

– А как с тобой, недоноском, разговаривать? Забыл, как я тебя защищал, дембелей гонял? Теперь сам постарел, других обижаешь? Об тебя можно не указку сломать, а ломик согнуть! Я сразу вычислил твою руку. Левша… Удар с левой руки – твой. Кто бил его еще?

– Не знаю, я не бил.

– Гостенков, я сейчас вызову Бугрима и оставлю с ним наедине. Виктор из тебя сделает отбивную.

– Я ничего не знаю.

– Ну и ладно, тебе жить, тебе думать. Сейчас из тебя будем делать инвалида войны.

Приоткрыв дверь, я вызвал «комсомольца», шепнул ему на ухо: «Действуй!» – а сам принялся распекать разведчиков:

– Шлыков, Мочану, Викула, Мартын! Как вам не стыдно! Воюете в зеленке, друг друга из засад выручаете, раненых товарищей выносите, а в полк возвращаетесь и лупцуете молодежь! Вдруг завтра Лямин или другой молодой солдат возьмет и кого-нибудь из вас, не дай бог, раненого не понесет, бросит.

– Пусть только попробует! Я ему не вынесу! – прошипел грозно Мочану.

– Что-то ты разговорился, молдован. Забыл, как мы за тебя с чеченцами воевали?

– А никто и не просил об этом.

– Никто не просит и сейчас, но теперь я возьмусь за вас.

В казарму забежал Пыж и с ходу дал по уху каждому старослужащему. Они взвыли, потирая лица.

– Пыж! Николай! Без разрешения особо руки не распускай! – возмутился я.

– Разрешите, товарищ старший лейтенант, поговорить с этими болванами? – нахмурился начальник разведки батальона.

– Не возражаю. Но говорить с ними нужно чаще и до того, как они кулаками махать начинают! Ясно, товарищ старший лейтенант? – спросил я гневно.

– Так точно, товарищ старший лейтенант! – отрапортовал Пыж.

Мы разошлись в разные стороны. Я в ленкомнату (допрашивать молодежь), а Пыж в каптерку (пытать совместно с Бугримом дедов). Бойцы, как всегда, написали, что никто их не обижал, никто не издевался, все нормально и хорошо. Но Лямин в заключение беседы попросил перевода в другой батальон.

– Эх, солдат, там на дороге тоже не сахар, – обнял я за плечи пулеметчика. – Ты думаешь, там нет старослужащих? И там такие же болваны и негодяи встречаются. Но во втором и третьем батальоне – тоска! Будешь безвылазно сидеть на заставе.

– Прошу перевести куда-нибудь, а то ребята будут думать, что это я вам стуканул, и жизнь моя станет во взводе невыносимой.

– Ну давай переведем в АГС.

– Я не хочу оставаться в батальоне. Это же один общий коллектив.

– Я благодарен тебе, дружище, за то, что ты меня спас в Баграмке. Посему поговорю с комбатом и постараюсь выполнить твою просьбу.

– Спасибо, – ответил солдат и пожал мою протянутую руку.

Спустя три часа я вернулся в модуль и осторожно открыл ключом дверь. Комбат, как оказалось, не спал, а читал книжку.

– О! Комиссар, что-то задержался! Я просил пару часов, а ты выдержал паузу подольше!

– Разбирались с разведвзводом. Старички Лямину физиономию набили и другую молодежь рихтовали. Вот пришлось дурь из них вышибать.

– Черт! Придется завтра Пыжом заняться! Что-то он в последнее время много спит и мышей не ловит, постарел, котяра! Что еще плохого?

– Лямин просит перевести его в третий батальон. Я пообещал с вами поговорить. Бьют его. Считают стукачом. Парень неплохой, меня и Гостенкова в рейде выручил, прикрыл. Теперь Гостенков, дурила, его мутузит.

– Ах негодяй! Давно ли зеленым сопляком ходил! Ну, я ему завтра устрою веселую жизнь! Ладно, садись, чайком побалуемся, а после я пройдусь по ротам. Распустились!

Я присел на табурет, выбрал большую кружку и вприкуску с сахаром начал пить чай, обжигая губы. После такого расстройства неплохо бы вместо эдакой бурды полстакана коньяка.