Кооп-стоп

Беспалов сменил Туровича в три часа ночи и тут же вызвал на очередной допрос Бородина. Надо полагать, отныне тактика следствия будет такой – не давать спать главному фигуранту уголовного дела № 92 бесконечными беседами, суть которых сводилась к одному вопросу: где деньги? Вопросы тысячу раз повторялись и повторялись в расчете на усталость, озлобленность подследственного и случайную оговорку на подсознательном уровне. Как долго продолжалась беседа седого нервного следователя, Марк не мог сообразить: уставшие глаза слипались, страшно хотелось спать, и все же изнурительное времяпрепровождение в кабинете для допросов в какой-то мере избавляло от назойливых притязаний «смотрящего» Топора. А следователь по особо важным делам Беспалов раздражался все больше: самый главный идеолог и спекулянт слишком много себе позволяет.

– Сколько будешь притворяться, Бородин? Неужели до сих пор не понял, что ты не жилец на этом свете! Вышка светит! – Беспалов в отчаянии схватил жертву за кудрявые пряди волос.

– Сдохнешь, как крыса! Ты и есть самая настоящая крыса, махровая жидовская крыса, которая наживается на простых смертных гражданах! Ты – жалкая вонючая крыса, которая подрывает устои нашего государства! Я сгною тебя в карцере, вернешь все до копейки!

– Поживем – увидим, – прошептал Марк, проглотив накатившую слюну.

Последовал удар под дых, еще один, и еще… Упав со стула, Марк закрыл голову руками и прижал ноги к животу, пока сапоги капитана безжалостно избивали его тело. Вдруг чьи-то крепкие руки подхватили обвиняемого и впечатали в стену.

Очнулся Марк Наумович от воды, которую кто-то плеснул на его окровавленное лицо. Облизав засохшие губы, он попытался понять, сколько пролежал без сознания. В окне за решеткой ярко светила яйцеобразная луна, в коридоре едва слышны были шаги конвоира.

– Очнулся? Вспомнил, где деньги?

– У меня их нет…

– Ничего, скоро и не такие секреты раскроешь! Конвой! В карцер!

Под утро, чтобы наконец выбить признание из упрямого и самоуверенного кооператора, Беспалов решил использовать еще один надежный метод: посадить Бородина в карцер с большими голодными крысами.

В весьма ограниченном пространстве на холодном цементном полу невозможно было спать лежа, разве что присесть на корточки. Глаза слипались, тело ныло, то тут, то там сочилась кровь. В конце концов, Бородин уснул на несколько минут, пока не почувствовал, как чьи-то зубы впились в его мягкое место. Молниеносно арестант схватил животное за хвост и со всей дури ударил об стену. В это же время кто-то невидимый укусил его за и без того израненную ногу.

«Крысы! Здесь полно крыс!» – догадался Бородин и попытался подняться, уразумев, что бороться с огромными черными крысами придется стоя. В кромешной тьме карцера трудно было понять, в какой момент нападет на него та или иная голодная бестия. Марк дождался, пока какая-нибудь крыса не вопьется в ногу, схватил ее за хвост и, насколько позволял размах руки, вбил в стену. В это время на него напали другие не менее голодные особи. Марк Наумович, потеряв счет времени, не мог понять, сколько продолжалась борьба. От приобретенного годами чувства самосохранения Бородин даже испытал некоторый прилив адреналина, а потом, обессиленный, присел на корточки, прислушиваясь к ноющим искусанным ногам, пытаясь понять, всех ли гадов изничтожил, однако, как только глаза сомкнулись, послышалась сирена и включился мигающий ослепляющий свет. Через определенное время Марку послышалась музыка в ушах, и он понял, почему в народе карцер назвали музыкальной шкатулкой. Казалось, вот-вот он не выдержит пыток и тронется умом… Но силы Марка не были изведаны до конца…

40

Наконец железная дверь карцера открылась, Бородина вновь повели на допрос к Туровичу. «Добрый» следователь в который раз попытался расколоть Марка Наумовича на деньги, скромно извиняясь, что порой следственной группе приходится прибегать к не самым красивым методам, но для достижения результата, как известно, все средства хороши.

– Сколько бы меня ни пытали, ничего нового не скажу. Денег у меня нет.

– Куда ж они делись? К вам же стекались все финансовые ручейки!

– Не понимаю, о чем вы, – спокойно, глядя в глаза, упорствовал Марк Наумович. Его глаза ввалились, нос с легкой горбинкой заострился, избитое лицо светилось ссадинами и синяками, но дух не был сломлен. – Я говорил уже, что виноват лишь тем, что с малолетства вкалывал, был хозяином своего дела и делал людям добро.

– Спекулянт, ты и крыса, всю жизнь наживался на людях! Добро он делал! – малая часть наигранной доброты испарилась, и Турович набросился на Бородина со словами:

– Опять в карцер хочешь? Смотрите, праведника из себя изображает! Конвой!