Путь до следующего карцера оказался длиннее, поскольку на этот раз на Марка надели смирительную рубашку, подобную той, какую обычно используют для душевнобольных в психиатрической лечебнице. Для чего был нужен такой белый наряд с длинными рукавами, завязанными на спине, Марк Наумович понял лишь тогда, когда в очередном карцере его облили ледяной водой: так достигался эффект, будто грудная клетка зажата между буферами вагонов. Зубы стучали, голова разламывалась. Из-за нескольких суток без сна земля уходила из-под ног. Бородин закрыл ввалившиеся глаза и как будто наяву увидел картину из военного прошлого.
Холодной осенью они попали в окружение и четвертые сутки пробивались к своим через топкое болото, затянутое обманчивой зеленой тиной. По ночам холод пронизывал до костей, а к рассвету туман покрывал трясину на расстоянии вытянутой руки. Надо было как-то идти вперед, немец был совсем рядом, пули свистели то тут, то там. После кровопролитных боев от разве дроты осталось всего двое. Девятнадцатилетний Марк нащупал палкой небольшую твердую кочку, присел на нее и тихо позвал сержанта Полякова. Старший товарищ всегда помогал Марку не только житейской мудростью, но и крепким словцом, исполненным с нескончаемым оптимизмом.
– Холера ясная, так бы на бабу вскочить, как ты на кочку взобрался!
– Василий Степанович, здесь хоть можно немного отдохнуть, иначе точно увязнем в болоте.
– Не боись, Марк, нас пуля не берет, и болоту мы не нужны! На вот, подкрепись!
Степаныч нащупал на кочке кустик со студеной клюквой и протянул товарищу. От съеденной горсти кислой подмороженной ягоды Марка разморило и потянуло в сон. Согнувшись в три погибели, чтобы не упасть с насиженного клочка земли в болото, он сомкнул веки и уснул.
Очнулся Марк Наумович от внезапно вылитого на него очередного ведра ледяной воды. Все нутро дрожало, вытереть капли со щек удавалось только движением плеча. Перебитые ребра ныли. Ноги примерзли к полу и налились неимоверной тяжестью. Пытаясь хоть как-то согреться, Марк Наумович попытался подняться и опуститься на корточки.
– Не спать, Марк! – шепотом прокричал под ухом сержант Поляков. Марк открыл глаза и увидел перед собой ясное небо. Морозным утром туман рассеялся, обнажив голые тощие осины, вросшие в черно-зеленое болото, и покрытые мхом торчащие мелкие кочки. Метрах в ста на маленьком клочке твердой земли Марк заметил тело немецкого солдата, то ли спящего, то ли мертвого. Зажав в руке длинную палку он лежал на спине весь грязный, сапогами увязнув в болотной массе.
– Холера ясна, фриц живой или мертвый?
– Вероятней всего, ему удалось выбраться из трясины и теперь, выбившись из сил, он уснул.
– Давай по-тихому подберемся к нему.
– Как? Перепрыгнем через трясину? Степаныч, засосет!
– Меня моя земля бережет, пусть фриц боится!
И правда, сержант Поляков, вдвое старше Марка, ловкими прыжками в обход по краю почти обогнул болото, но перед самой кочкой, на которой примостился немец, не удержался и упал в трясину. Немец вскочил и, не раздумывая, конец палки сунул Степанычу. Сержант, по пояс провалившийся в черную топь, уцепился за спасательный кий, но силы явно были неравны: фриц был молод и тощ, а сержант мокр и грузен.
– Степаныч! Держись! – прокричал Марк и двинулся по проторенному пути. В несколько прыжков он был у цели, на одном клочке земли рядом с немцем. Они вдвоем уцепились за палку и смогли вытянуть сержанта из вязкого болота. В благодарность Василий Степанович пожал руку тому, кого следовало бы считать врагом.
Парень с большими наивными голубыми глазами в грязной немецкой форме вытер замерзшие руки об землю, достал из нагрудного кармана фотокарточку, показывая Марку и Василию Степановичу. На пожелтевшем снимке красовалась молоденькая фройляйн со светлыми волосами.
– Meine Verlobte…
– Красивая девушка! Невеста?
– Mein Favorit.
– Да, война… сделала всех нас врагами. И что, я теперь должен убивать моего спасителя, Марк? – почесал затылок Степаныч. Марк тоже не мог найти в себе чувства ненависти, которое обычно испытывают к настоящему врагу. Юный парнишка, такой же, как он, вынужден был идти воевать…
– Nein, es ist nicht notwendig, Hans, du sollst nicht töten! (Нет, Ганс, не надо, не убивай!) – крикнул молодой фриц, и тут Марк заметил направленное на него дуло пистолета. Степаныч рванул вперед, прикрывая собой Марка, и упал прямо на своего молодого товарища. Лежа под сержантом, Марк быстро достал пистолет и двумя выстрелами прикончил обоих немцев.
– Живи, Марк, живи… Пожалуйста… – прошептал Степаныч и умер.
Марк Наумович очнулся от жара. Тело ныло и горело, но смирительная рубаха не давала возможность снять с себя мокрое… Какое-то время он бредил, пока, наконец, из карцера Бородина не отправили на больничную койку, где он долго в бреду повторял: «Живи, Марк, живи…»
41