Координата поврежденности

Хватило одной секунды. Он пропустил дорожный указатель именно в тот момент, когда пораженно взглянул на Лилин. Знак, предупреждающий о дорожных работах, так и проскочил мимо него фантомом, и Лайт заметил бетонную преграду слишком поздно.

Да, он успел свернуть. Но недостаточно быстро…

После этого в памяти сохранилось немногое. Лишь боль и краткие вспышки осознанности. Он пришел в себя после удара, когда его уже прижало в перевернутом автомобиле. Казалось, после столкновения прошло минут двадцать – а может и несколько секунд – и все это время он смотрел на неподвижное тело Лилин. Лобовое стекло было выбито, и девушка лежала на земле в неестественной позе, словно труп. Он пытался сказать хоть слово, позвать ее, но облик подруги стал последним кадром в ленте воспоминаний, прежде чем он потерял сознание…

* * *

Врачи сказали, они оба родились в рубашке, потому что авария могла стать последним событием в их еще толком непрожитых жизнях. Но последствия от нее все же были. Лилин не пристегнулась, а потому вылетела из салона и повредила ноги. Ей понадобился год физиотерапии, чтобы заново научиться ходить. Лайта же дернуло вперед с такой силой, что просто удивительно, как он не сломал шею о стойку руля. Однако он сломал ребра о рулевое колесо, левую ключицу, когда машина перевернулась, и ударился головой о дверь, исполосовав осколками стекла лицо.

Ему наложили не один десяток швов, однако повреждения были не только внешними. Лайт очнулся после многочасовой операции по извлечению обломков из головы. Но даже после нее оставалась «проблемка» – маленькое нечто внутри, которое навсегда изменило его жизнь.

Именно при этих обстоятельствах он впервые встретился с доктором Вонгратом. Мужчина зашел и поздоровался с матерью не как с семьей рядового пациента, а скорее как с давней знакомой. Уже после Лайту стало известно, что врач – друг его покойного отца.

– Тебе одновременно очень повезло и нет, – со всей серьезностью сказал ему доктор Вонграт. Голова раскалывалась, и он до сих пор не осмыслил все, что свалилось на него. – Хорошо, что вас перевезли в нашу больницу, когда родители узнали об аварии. И хотя мы всегда делаем все возможное для пациентов, но, когда Нари нашла меня, я решил вмешаться и лично прооперировать тебя.

– Это правда, что я могу в любой момент умереть из-за какой-то штуки в голове?

– Внутри остался осколок металлического штыря. Он застрял глубже, чем показывала рентгенография. Он находится в височной доле рядом с гипоталамусом, – доктор Вонграт держал перед собой снимок его головы и указывал на то, о чем говорит. – Удалять его опасно, есть вероятность прорвать кровеносный сосуд. Могут возникнуть проблемы с восприятием звуковых сигналов, а в худшем случае – летальный исход. Твоя мать как твой опекун, проконсультировавшись со мной, решила так не рисковать. Ты сможешь вполне нормально жить дальше и так, но придется быть более осторожным – избегать любых угроз, любых вероятностей повреждения головы, чтобы осколок не сдвинулся вплотную к сосуду. Поэтому следует исключить активные виды спорта, не ввязываться в драки, сторониться ситуаций, которые могут закончиться применением физической силы. Тебе будет необходимо регулярно делать рентгенографию и МРТ головного мозга, чтобы отслеживать любые изменения в твоем состоянии. Также ты будешь время от времени страдать от сильных головных болей, однако я выпишу препараты, благодаря которым они уменьшатся.

Когда доктор ушел, Лайт пытался осмыслить услышанное. Получалось плохо. Ему чудилось, что он буквально ощущает намертво застрявший штырь в своем черепе. В таком состоянии он был не способен даже подумать о Лилин, а когда вспомнил о ней, ужаснулся.

– А что с Лилин? Она в порядке?

– Она в другой палате, милый. Сейчас с ней Талай. Ее родители беседуют с врачами.

Так он узнал о том, что подруга пострадала не меньше его.

– Ты можешь позвать Талая?

Мама кивнула и вышла. Она не знала, что Талай был не просто его другом, а парнем. Скорее подозревала, что он встречается с Лилин, и неважно сколько раз Лайт заверял, что они просто друзья. Он морально все еще готовился признаться ей, хотя и знал, что мама поддержит любое его решение, если это то, что делает его счастливым. Просто ему требовалось время.

Когда Талай переступил порог его палаты, парень выглядел так, словно не спал несколько ночей подряд – сломленным, и на его болезненно-сером лице так и застыла маска потрясения и подавленности.

Лайт и не вспомнил об их ссоре, он был слишком напуган диагнозом и сейчас нуждался лишь в утешении. Он даже не придал значение тому, что лицо Талая оставалось суровым, пока выливал на него нечеткие воспоминания об аварии. Но главного не сказал; не чувствовал, что готов. Он и сам еще не до конца взял в толк, что значит врачебный приговор.