Лайт старался быть благоразумным. Он сделал осторожность своим храмом, в который ежедневно приносил подношения. И поэтому не понимал, как дошло до того, что именно Мин оказался человеком, которому он первому за эти шесть лет поведал свою тайну. Может быть, потому что понял: еще немного и он сорвется. Не сможет больше противостоять напору парня, который каким-то невообразимым образом заинтересовался им; не сможет делать вид, что ему неинтересно. Еще чуть-чуть и Лайт мог перегородить вход в храм, предав свои обещания.
Но координаты смещались. Личный выбор видоизменялся.
Он воспользовался своим секретным оружием в надежде, что это остановит Мина, даже если этим причинит боль самому себе. И не ошибся – парень сбежал, как он и рассчитывал. Лайт искусно игнорировал возникшее в груди сожаление от того, что оказался прав.
Однако фитиль вновь горел… Против его воли, но горел. Мин даже не осознал, что резким потоком воздуха, когда повернулся к нему спиной и сбежал, вопреки всем законам, осветил кромешную тьму одним огоньком.
Оказалось больнее, чем Лайт представлял. Поэтому он не желал больше испытывать подобных чувств ни к кому. Он сломан физически и не мог позволить себе сломаться еще и эмоционально. Что тогда у него останется?
Он снова начинал проклинать свою поврежденность. Ведь сломленные люди не то, что сломанные вещи. У вторых есть печальная красота и своя история. У людей же – только жалость.
_________________________________
18 глава
Мин смотрел на билет в руках, который завтра вернет его домой.
Три месяца в Шанхае пролетели быстрее, чем он думал. Хотя неудивительно, ведь все это время он упорно работал: налаживал отношения с новыми партнерами и следил за стратегией развития шанхайского филиала.
Сын таки оказался похож на отца – он спрятался за работой. Чтобы меньше думать о том, что произошло перед отъездом. Человек обладает полезной способностью вытеснять из сознания неудобные мысли другими в трехкратном размере, чтобы размышлять о чем-то еще не оставалось сил.
Однако сейчас, когда Мин смотрел на билет, мысли не слушались, и в голове все так же ясно звучали слова, будто он слышал их всего секунду назад:
Разговор трехмесячной давности опять пронесся в голове.
– Что? – отупевшим от шока голосом переспросил он тогда, хотя знал, что не хочет слышать ответ. Вот бы отмотать время назад и не искать ответов, а лучше – не приходить сюда. Или вовсе не встречать Лайта. Изнутри обдало ледяной волной, и вырвался хрип: «Только не снова».
Лайт не замечал выползающих из него страхов и страданий. Тот видел перед собой лишь застывшего парня, что не выглядело чем-то примечательным, учитывая природу произнесенного признания. Докторишка, оказывается, умел быть жестоким, ведь не прекращал говорить:
– После аварии сильнее всего пострадала моя голова, внутрь попали осколки и повредили не только мягкие ткани. Обломок штыря извлекать было слишком рискованно. Пришлось выбрать меньшее из двух зол. В больнице сказали, что я могу жить и в таком состоянии, но ясно дали понять – рано или поздно произойдет разрыв аневризмы[55]
или отек мозга.Диагнозы выпрыгивали из-за рта Лайта совершенно обыденно, словно такая реальность его не пугала. Хотя его слова звучали слишком механично – как отрепетированное выступление, и владелец голоса не давал воли ни одному чувству. И все же в последних словах ощущался надрыв.
– У меня в голове бомба, которая однажды взорвется, и я никогда не хотел, чтобы еще кто-то пострадал от этого.
Сказать ничего вразумительного тогда не удалось. Мин задал лишь до нелепого детский вопрос: «Ты же пошутил?» Когда же последовал отрицательный безмолвный ответ, он не обратил внимания ни на оставленную в ванной одежду, ни на безысходность в чужих глазах, ни на голос, который продолжал звать его по имени и преследовал до самой лестничной площадки, и просто трусливо сбежал.
Вернувшись в особняк, он намеревался сообщить отцу, что согласен уехать в Шанхай прямо сейчас, но его ждало еще одно потрясение: отец Наны у них дома.
Мин не сразу сообразил, кто это. Но за секунду до того, как ворваться в кабинет, услышал незнакомый голос и застыл у двери. Разговор вели на английском:
– …наглоталась снотворного. Сотрудники расценили это как попытку самоубийства.
Тут он моментально и понял, о ком идет речь. Твою же мать!
– Мне жаль, что это случилось с вашей дочерью, но я все еще не понимаю, чего вы хотите от меня, – зазвучал ровный голос отца.
– Это вина вашего сына! Вы знаете, почему Нана увезла его? – от заданного вопроса так и сквозило несдержанностью. Гостем оказался Нил Напат, отец бывшей ненастоящей девушки Мина.
– Во-первых, не увезла, а похитила с помощью ваших головорезов. Давайте не подменять понятия. А во-вторых, вашей дочери еще несколько лет назад поставили известный нам обоим диагноз.