Координата поврежденности

– У нее уже два года не случалось рецидивов, пока она не связалась с вашим сынком! – выплюнул мужчина. – Вам вообще известно, почему она… Что он сделал с ней?

– Если Мин обидел ее, это не красит его, но это не оправдывает поступков вашей дочери.

– Он специально познакомился с ней, зная кто она! Он воспользовался моей девочкой, а затем бросил! Но Нана не глупа, она докопалась до правды. Кто-то заплатил вашему сынку и его подруге, чтобы они поглумились над ней!

Повисла нехорошая тишина. Мин слышал только собственный пульс, отбивающий четкий ритм в висках.

Тук-тук.

Тук-тук.

То, что он так долго скрывал, все-таки вылезло наружу.

– Вы говорите, Мин встречался с вашей дочерью за деньги? – спустя непродолжительную паузу нарушил молчание отец.

– Да!

– И чего вы хотите? Зачем приехали в Бангкок?

– Ваш сын должен понести наказание!

Вот и все. Теперь его ничто не спасет, теперь, возможно, даже Шанхай ему не светит… Мин и так все эти годы падал в глазах отца, а это станет последней каплей. Но сейчас, когда в голове эхом отдавались слова Лайта, он желал этого больше всего на свете. Прочь отсюда! От Лайта, от Наны, от отца… Прочь, прочь…

– Если кто и имеет право наказывать моего сына, так это я. Но уж точно не вы, – раздался неожиданный для Мина ответ. – Давайте каждый будет воспитывать своего ребенка.

Неужели звуковые галлюцинации? Иначе как это возможно? Отец защищает его?.. Мин не верил своим ушам, поэтому наплевав на возможность разоблачения, приоткрыл дверь кабинета. Но двое мужчин не уступали друг другу в стойкости, как скалы, и совсем не замечали его.

– Вы, похоже, еще не поняли, в каком положении оказались. Или не хотите понимать.

С первого взгляда сходство между Нилом Напатом и его дочерью, в коей смешанная кровь сыграла свою роль, но все же азиатские корни во внешности преобладали, плохо улавливалось. Мужчина выглядел как типичный американец – русые волосы, коротко и строго постриженные, в некоторых местах с проседью, широко посаженные глаза, тонкие губы, выражающие решимость и цепкую хватку. Но, как и у Наны, его вид так и кричал: «Здесь я решаю и отдаю приказы!» Вероятно, самомнение – их семейная черта или же следствие воспитания.

– Тогда объясните мое положение, будьте добры.

– Ваш щенок воспользовался моей дочерью, оскорбив этим мою семью. Из-за него Нана хотела убить себя. Я не оставлю это безнаказанным!

– Не знаю, по каким законам вы живете, но сейчас вы в Бангкоке. Если у вас есть претензии, подавайте в суд. Но когда вы прислали к нам своего адвоката, чтобы «уладить ситуацию», вы вовсе не думали о наказании ради дочери. И мы пошли вам на встречу. Поэтому не переходите границы!

– Люблю их переходить, – не сдавая позиций, надменно изрек Нил Напат.

Это было последнее, что Мин услышал, прежде чем ноги понесли его прочь. Он опрометью вошел в свою комнату, в голове царила пустота. Он принялся нервно ходить взад-вперед, пока в дверь не постучали, и на пороге не появился отец. Мин молчал и попросту смотрел на него. Ждал.

Но тот и словом ни обмолвился о Ниле Напате. Лишь спросил, в порядке ли он.

Мин в порядке не был. Абсолютно и достоверно. Он лишь выпалил, что хочет уехать в Шанхай. Завтра. Очутиться где-то далеко было легче, чем поддаться слабости и снова предстать перед Лайтом.

Поэтому все эти три месяца он только и делал, что работал и думал. Думал и работал. И поскольку думать было куда больнее, чем работать, он предпочитал второе. Даже поразительно, учитывая какую трагедию Мин всегда из этого устраивал. А оказалось, он, как и прочее человечество, способен превратиться в безвольного зомби, день изо дня, выполняющего требуемые задачи. Признание Лайта настолько оглушило, что Мина точно засосало в безысходную воронку, где на все стало плевать. Его «драма» затерялась в океане чужого бедствия.

Когда первый шок прошел, он стал представлять себя на месте Лайта. Каково это – в восемнадцать узнать, что ты можешь умереть в любой миг? Иногда незнание дарит свободу, однако такая неопределенность скорее сводит с ума. Сам бы он точно не выдержал.

Да, все смертны, и люди изначально знают, что однажды умрут. И все же обычно это кажется чем-то далеким, даже нереальным. Человек предпочитает верить в свою бессмертность, даже если сознательно лжет себе. Но узнать, что тебя ждет смерть не в далеком будущем от старости, а в любой момент – другое. Еще и из-за такой дурацкой ошибки, перечеркнувшей прошлую жизнь одной линией.

Больше не требовалось доискиваться, почему увлеченный музыкой парень кардинально изменил жизненный план и перепоступил на врача. Видимо, он решил воспользоваться своим ограниченным временем с пользой для мира.

Пусть Мин и понимал логику Лайта, он все равно приказывал себе ничего не чувствовать: ни сожаления, ни жалости, ни злости, ни разочарования. Но руки так и чесались избить самого себя.