– Он разумный, да. Тем не менее мои желания для него неважны, ведь я – единственный наследник. Кому, если не мне, отвечать за «VN Medicine» в будущем? Это дело всей жизни отца, у меня нет выбора. Да и заветной мечты, как у других, тоже. Мне двадцать три, а я до сих пор не знаю, чего хочу от жизни.
От последней фразы тянуло биться головой об стенку, а оттого, что она вырвалась наружу, гадливое ощущение только усилилось.
– Возраст – лишь цифра. Я тоже не чувствую себя сильно взрослым и мудрым, – поделился Лайт. – Иногда мне кажется, что я совсем не подготовлен к практической стороне жизни. Я хорош разве что в учебе, и то, потому что трачу на это большую часть своего времени. К последним курсам я успел привыкнуть, и психологически стало легче, а вот в первое время совсем зашивался.
– У тебя есть цель в отличие от меня.
– Значит, ты свою еще не нашел. Может, ты слишком много думаешь об этом. Разве существует какой-то определенный возраст, когда приходит ощущение зрелости? Или возраст, к которому человек должен определиться с мечтой, а дальше уже поздно? Бред какой-то! Да, я изменился со школьной поры, но в целом все тот же. И не только внешне. – Лайт явно осознавал, что выглядит значительно младше своего возраста.
– И все же есть разница между двадцатилетним и сорокалетним, что ищет себя или мечтает… ну, скажем, слетать на Марс. В двадцать следовать мечте – достойно уважения, поддержки, это звучит красиво, а в сорок тебе скажут, что ты цепляешься за иллюзию. Это жалко и безрассудно.
– Важнее всего чувства и желания самого человека. Если его и в сорок все устраивает, то почему нет? Пусть каждый проживает свою жизнь так, как хочет.
– Твои слова, да в уши моему отцу.
– Наверное, он и вправду давит на тебя. – Лайт закусил губу, слегка пожевывая ее, и наморщил лоб. – Такое давление и напряжение никогда не приводит ни к чему хорошему. Вам с отцом нужно откровенно поговорить и найти компромисс.
Походило на то, что парень искренне пытался решить его проблему, и это… трогало. Пугающе трогало.
– Слишком много обо мне. Вернемся к тебе, – поспешно свернул тему Мин, пугаясь возникшего чувства. Он словно попал в охотничьи силки, смазанные смолою, которые сам же и расставил по всему лесу. – Почему ты бросил музыку и подался в медицину?
– Откуда ты знаешь об этом?
– Раз уж мы сейчас говорим начистоту: я разузнал о тебе. В моем мире это распространенная практика. Ты мог оказаться нежданным братцем, и я хотел знать наверняка. – Мин пытался не выглядеть так, будто оправдывается. И все же не желал, чтобы разговор из-за его признания оборвался.
– Серьезно? За мной что, кто-то следил? – в искреннем изумлении выпучил глаза Лайт. – Мне следует разозлиться, но я слишком устал для этого. В таком случае ты и так должен знать обо мне все.
Мин отрицательно покачал головой.
– Я получил сводку сухих фактов, а меня интересуют мотивы.
Во взгляде Лайта промелькнуло облегчение, подозрительный огонек тут же померк, а плечи снова расслаблено опустились.
– Мир богачей и правда… нечто. Если я отвечу на все твои вопросы, пообещай больше не копаться в моем прошлом за моей спиной?
Лайт предлагал правду в обмен на доверие. Мин мало кому доверял, поэтому обычно не открывался людям. И даже немногим близким рассказывал не все. Например, Маре, и, как оказалось, не зря. Все люди лгут – специально или с благими намерениями, или даже неосознанно. Мотив не меняет факта наличия лжи.
– Ты не сердишься? – Не то чтобы его заботила реакция Лайта, скорее поражало чужое спокойствие. На месте парня он был бы в бешенстве.
– Конечно я зол. Тем не менее пытаюсь понять тебя, хотя при других обстоятельствах не отреагировал бы так спокойно на вторжение в мою частную жизнь. Но… какая сейчас польза от злости? Не стану отрицать, для тебя все и в самом деле могло выглядеть странно. Мне тоже сложно подпускать к себе людей. У меня много знакомых, но мало друзей. Хотя я выбираю другой способ общения, более привычный, – спрашивать, если хочу что-то узнать.
– Хорошо. Ответь на вопросы, и забудем о постороннем вмешательстве, – согласился Мин.
Он не любил давать обещания, однако Лайт не злился на него даже тогда, когда это казалось разумным. Этот парень обезоружил Мина по всем фронтам. Сначала попытался спасти ему жизнь, после помог сбежать из лап похитителей, теперь же, узнав правду, не обвинял, а старался понять. Кто так делает? В голове пронеслось «взрослый здравомыслящий человек», но Мин заглушил до противного язвительный внутренний голос.