Координата поврежденности

– Что ты здесь делаешь?

Этот вопрос на первый взгляд казался бессмысленным, ведь где еще быть родителям, как не на выпускном детей? Но не в их случае…

– Хотел поздравить тебя.

– Ты не говорил, что собираешься прийти.

– Не хотел обнадеживать, ведь изначально предполагалось, что мне придется уехать. Но все же я смог договориться, чтобы встречу перенесли. Партнеры с радостью отпустили меня на выпускной сына. Они уже жаждут с тобой познакомиться.

По-видимому, подобная цепкая хватка помогла отцу сколотить грандиозный бизнес, однако в их отношениях эта тактика не была столь успешна. Такая поспешность казалась картонной.

Мужчина поздоровался с родителями Беста, и какое-то время они обсуждали сыновей, пока Мин пытался понять свои чувства. Отец был здесь ради него самого или ради наследника, которого наконец-то можно привлечь к работе для успеха дела? Любому ребенку, пусть даже самому озлобленному, хотелось бы верить в первое, даже если второе очевиднее. Поэтому он не мог до конца побороть глупую мысль, пропитанную ядом надежды.

– Можете нас сфотографировать? – неожиданно попросил отец родителей Беста, и те охотно согласились. Мину оставалось только встать рядом и попытаться выдавить из себя хотя бы подобие улыбки.

Пропасть между ними чувствовалась даже в расстоянии во время позирования. Другие выпускники свободно обнимали отцов и матерей, а те в ответ их целовали, не заботясь, что дети уже взрослые для подобных проявлений любви. Хотя в родительских глазах ребенок никогда не вырастет для беспокойства и ласк. Таково было тайное представление Мина о семье. И когда-то у него был один хороший родитель, оттого не залатанная дыра последних десяти лет ныла неустанно, неумолимо.

Они с отцом встали одинаково: руки сложены вперед, а их плечи даже не соприкоснулись друг с другом. Мин просто не мог представить, чтобы он вел себя с отцом так же непринужденно, как Бест со своей семьей. Все в его позе, мимике, и даже молчании отдавало натужностью.

Впрочем, в этом моменте таилось и нечто важное. Он показывал, что они семья. Сломленная и маленькая, но семья. Мин мог сколько угодно считать, что ему не повезло, и все же осознавал – существует множество более трагичных вариаций судеб. Да, Равит Вонграт – хладнокровный трудоголик с вечной мерзлотой в глазах, который едва уделял ему время, но все же он был. И позволял многое, помимо главного.

Иногда, отодвигая личные чувства на задний план, Мин пробовал рассмотреть свои отношения с отцом через призму постороннего наблюдателя. Тенденция наследования семейного дела была логична, понятие «семейный бизнес» родилось неспроста. Да и в их стране преемственность имела большое значение[45]. Сложись его жизнь иначе, может, он бы и стал врачом, как мечтал отец. Ведь в детстве он восхищался им, видел в нем героя, достойный пример для подражания. Пока смерть матери не перечеркнула все.

Но Равит Вонграт не пал, ему запрещалось распадаться на части. Он не был ребенком, как Мин. На его плечах камнем лежали обязанности и люди, которые в нем нуждались. Некоторые справляются с болью, окунувшись с головой в работу. Его же отцу даже окунаться не пришлось, тот продолжил в том же духе, хотя возможно немного отчаяннее, чем прежде. Многие восхищались тем, как стойко известный доктор Вон-грат перенес семейную трагедию. И только Мин не оценил этой стойкости.

Отец имел право сделать свой выбор. Но и у него было право осуждать. Как взрослый он понимал, но как ребенок отказывался прощать.

– Я хочу встретиться со старыми знакомыми, которые здесь преподают, а также поздравить Лайта, если ты не против, – сказал отец после того, когда их сфотографировали.

Мин кивнул. Он не возражал. Он давно перестал быть против Лайта.

Прошло три недели с их пробуждения в номере отеля: на дворе тогда стоял уже день, и они вернулись в особняк в странной тишине. Мин сроду не чувствовал себя так некомфортно, как тогда. Обычно после несерьезной ночи с кем-либо к его горлу не подкатывало столь мерзкое ощущение. Он всегда знал, чего хочет, а отношения с другими людьми воспринимал как взаимовыгодные сделки. Поэтому привык не жалеть о принятых решениях, ведь тщательно их обдумывал.

Однако, что бы Мин ни планировал насчет Лайта, все его замыслы превращались в беспорядок – будто он стоит в эпицентре разбушевавшейся стихии и разлетается на осколки. Все выглядело так, словно он что-то сломал в механизме их отношений.

Когда они добрались до дверей своих спален, Мин все же окликнул парня:

– По поводу утра…

Лайт обернулся. Его взгляд остановил слова, так и норовившие сорваться с губ.

– Давно я таких глупостей не совершал спьяну. Думал, это осталось в прошлом. – Лайт как-то глупо улыбнулся и покачал головой. А мозг Мина уцепился лишь за слово «глупость».

– Я сам настоял.

– Все нормально. Это всего лишь поцелуй, – пожал плечами Лайт. – Может, это даже к лучшему. Теперь знаю, что и мне не чужды физические желания, и Май может оставить меня в покое. Хотя… зачем я вообще об этом говорю? – Парень цокнул, точно корил себя за чрезмерную откровенность.