Копарь. Старое заклятие.

Павлик чувствовал обстановку как бы со стороны. Он, никогда не нюхавший настоящего пороха, командовал целым полком и, вроде бы, пока справлялся. Оставалось дело за малым — не угробить вверенных ему солдат и не сложить голову самому. В чём он совсем не был уверен. Но отсиживаться за спинами своих улан теперь уже тоже не собирался. В нём проснулся дремавший доселе военный азарт. Жизнь засверкала новыми яркими красками.

Доехав до опушки, перешли на шаг. Вдали виднелись полупотухшие костры ляхов, огней было много. Противник не таился. "Может, зря, что пошли только тремя эскадронами?«[1] — пришла запоздалая мысль. В предрассветной темноте подошли почти вплотную к лагерю. На противоположном его конце послышались звуки возни и лязг металла.

— Вперёд, ребята! — махнул Павел саблей и, подождав пока верные уланы накинутся на спящий лагерь, рванул удила и сразу оказался в гущи боя.

Как тараканы, отовсюду полезли тёмные пешие фигуры противника. Они метались по лагерю, в спешке хватая оружие и пытаясь дать отпор регулярным войскам. Павлуха махнул саблей, смазал одного неприятеля, увидел вспышку выстрела спереди и инстинктивно пригнулся. Его уланы вокруг с гиканьем вовсю рубили бунтовщиков.

Вдали словно ударило громом. Рядом просвистели маленькие металлические шарики. Один больно обжёг плечо. «Картечь», — понял Павлик. На него сразу же побежали два рослых поляка. Один схватил лошадь под уздцы, а другой почти в упор разрядил ружьё. Выстрелом обожгло висок и снесло шапку.

— Твою мать! — в шоке заорал Павлуха, всекая держащему лошадь саблей по голове.

Хватка мужика ослабла, но холодное оружие застряла в черепе. А второй лях доставал сразу два пистолета и прицелился в него с обеих рук.

— Господи, помоги и защити, — взмолился про себя Павлик.

Молитва неожиданно сработала. Подскочивший улан ударом сабли снёс противнику голову. Павлуху замутило. Он с усилием рванул свою саблю и сумел освободить её из головы смертельно раненного поляка. Но дальше не смог совладать с собой и вчерашний ужин со свистом вырвался наружу.

— Как вы, ваше высокоблагородие? — скороговоркой спросил помогший ему солдат.

— В порядке, — мотнул головой Павел.

Вдали раздался ещё один выстрел из пушки, за ним следующий. Отовсюду вокруг неслись крики, выстрелы, лязг железа. У Староглядова закружилась голова и он чуть было не вывалился из седла, но в последний момент взял себя в руки, снова на адреналине ввязываясь в гущу боя. Махал, как мог, саблей налево и направо и, не отдавая себе отчёта кого-то рубил, от кого-то уклонялся. Тело практически не подчинялось разуму и действовало на первобытных инстинктах. Картинки окружающего мира влетали в голову сюжетами из детской мозаики, фрагментарно. Затем формировались в голове и складывались в единое целое. Увидел мужика в красивой высокой шапке, который в упор целился в раненого Остроумова. Тот отчаянно прикрывался окровавленными руками. На лице майора застыла обречённость. Павел заорал что-то нечленораздельное, подскочил на жеребце вплотную к целившемуся шляхтичу и сильным ударом снёс ему голову. Шапка слетела с отрубленной башки и упала рядом.

— Вскакивай ко мне на коня, — заорал он майору.

Тот понял и из последних сил запрыгнул за спину животному. Павлик пришпорил жеребца и понёсся вон из кровавой рубки. Выскочив за пределы лагеря, спрыгнул на землю и поддержал уже падающего и потерявшего сознание Остроумова под руки. Бережно опустил на траву и только тут отдышался. Его основательно колотило от нервов. Зуб не попадал на зуб, ноги в момент стали ватные. Вспомнил, как смерть несколько раз за сегодня пронеслась рядом. Затылок налился тяжестью, голова вновь закружилась. «Похоже, давление скакануло», — пронеслась мысль. «Как бы того, не крякнуть тут рядом с Остроумовым».

Но он в очередной раз постарался взять себя в руки. Чтобы хоть как-то отвлечься, склонился над потерявшим сознание майором. Приложил ухо к груди. Сердце еле слышно билось. «Живой, слава Богу». Осмотрел на предмет ранений. На правой груди, чуть ниже плеча, расплывалось тёмно-красное пятно. «Хреново», — понял он и расстегнул куртку. Так и есть, огнестрельное ранение в правую часть груди.

Поднялся, закрутил головой по сторонам, ища помощь. Но его воины добивали остатки лагеря. Вскочил одним махом на коня и вновь рванул в гущу сражения.

— Уланы! — заорал он. — Ко мне!

На призыв сразу же откликнулись трое солдат. Они подскочили верхом, разгорячённые боем.

— Майор Остроумов серьёзно ранен. Перевязать и соорудить что-нибудь для перевозки его в штаб к лекарю.

— Будет исполнено, — махнули головами все трое и поскакали к месту, которое указал рукой Павел.

А он огляделся, окинул взором окружающую картину. Сражение почти закончилось, везде, в разных положениях, валялись трупы бунтовщиков. А верные уланы добивали тех, кто ещё пытался оказать сопротивление.

— Ваше высокоблагородие, Ладомирский.

Это пара улан приволокли невысокого полноватого человека, одетого в военный мундир.