Копье и кость

Кажется, урока, который совсем недавно из столкновения с Ранди Шаутом вынес Дан, она вынести не смогла. Ведь какой генерал, такие и полководцы. И если Шаут обдурил ее офицера, значит, обдурил саму таншу. Сейчас все повторилось, но в куда большем масштабе. Иначе как объяснить, что их так ловко загнали в ловушку?! Нет, не тогда, когда Бану не пожелала связываться с Раггарами, уповая на их союз с семьей мужа и неприкосновенность с их стороны, и повела войска дальше этой тропой. И не тогда, когда, уступив натиску своих людей, Бансабира зашла в заброшенную крепость. Ранди Шаут скрутил ее по рукам и ногам еще тогда, когда Бансабира решила не ввязывать в происходящее деда, чтобы не испортить отношений, которые еще предстояло налаживать. Шаут понял, что Бану не пойдет ни через Сиреневый танаар, ни через юг, чтобы не оказаться между молотом и наковальней – желтыми и черными. Но он точно знал, что она двинется обратно: ведь Ранди перебил столько ее людей, прежде пленив мужа. Верная, правильная, неукоснительно соблюдающая честь клана, Бану однозначно планировала месть, смеялся Шаут. Поэтому и стал действовать на том тракте, который фактически сам ей оставил.

Какой кошмар! Это он, Ранди Шаут, оставил ей этот путь! – с ужасом осознала Бансабира. Ведь общеизвестно, что его распри с желтыми были вызваны тем, что он отказывался помогать им в войне с черными. Значит, сейчас, когда из их альянса вышли Ююлы, Шаут наверняка попытается наладить отношения с другими союзниками. Поэтому есть шанс столкнуться с ним на юге. С другой стороны, учинив погоню за Даном Смелым, Ранди наверняка вошел бы и в Сиреневый танаар. В конце концов, что мешало бы ему помогать желтым Луатарам оттуда, от Ниитасов? Значит, был шанс встретить его и там тоже. К тому же Идена Ниитаса и впрямь не стоило напрягать больше того, чем она уже напрягла.

Шаут с точностью поймал ход ее рассуждений, поняла Бансабира с упавшим сердцем. Он оставил ей самый трудный и самый опасный путь. И принял все необходимые меры, чтобы на этот раз наверняка избавить страну от Матери лагерей.

И она с покорностью приняла навязанную ей волю алого выродка, повелась как десятилетняя дура. Бансабира была готова зарыдать.

Но окружение останавливало. Она больше не беременна, у нее нет оправданий для слез. И уж тем более Бану не простит себе, если ее застанет в таком виде Гистасп. Того хуже, если начнет утешать. Их отношения командующего и подчиненного и так уже перешли все дозволенные рамки, а Гистасп относился к тем подчиненным, с которыми вообще следует быть предельно осторожной.

Гистасп видел сложившуюся ситуацию иначе и совсем не признавал недоверия к себе танши. Сколько еще ему придется сделать, прежде чем эта девчонка наконец поймет, что ему можно верить? Он дважды заставал приступы отчаяния. Но если в другой ситуации Гистасп незамедлительно проявил бы себя, предложив поддержку и помощь, то теперь предпочитал не подавать виду.

Каждый день Бану встречалась с охраной, командованием, элитными гвардейцами и обычными солдатами, каждый день видела их глаза – то с вопросом, то с ужасом. Все были растерянны, напуганны, ошеломленны. Она обязана взять всю ответственность на себя, независимо от того, как много понимает сама. Независимо от того, что она сама, если не кривить душой, напугана больше любого из них.

Началась осада.

Несмотря на то что каждый кусок пищи, глоток воды был на счету, запасы продовольствия таяли быстро. Не сумев отрыть новый колодец, пурпурные и сиреневые не подходили и к старому. Смердело от него так, что было ясно: сделай глоток – и тут же поляжет вся армия от какой-нибудь чумной болезни. Надежды на дождь тоже не оправдывались: если прежде, пока они поднимались, ливни шли регулярно, а небеса громыхали грозами, то теперь они будто издевались и насмешничали, до отвращения сияя ясным августовским солнцем.

Дни тянулись один тоскливее другого. Довольно скоро было принято решение поставить под удар пять сотен Каамала и выпустить в небо несколько стрел с горящими паклями. Стоянка Нера отозвалась сразу же – в ответ вдалеке в небо взвились сотни огненных стрел. Осажденные искренне надеялись, что из-за этого поступка им не придется в скором времени увидеть семьсот голов, насаженных на пики, перед стенами занятой крепости. Даже Бану, вспоминая давний разговор с Гистаспом в чертоге Наадалов, начала молиться, чтобы ответственный за пленных понял ее неправильно, чтобы всегда исполнительный Юдейр теперь облажался и, чтобы в конце концов, ей доставили известие о смерти кого угодно, но только не Нера Каамала.

А еще Бану, как и все, надеялась, что после того, как огненный залп выпустили оставленные с Нером войска, им ответят таким же залпом еще три сотни, оставленные на границе владений Ниитасов.

Однако ни сказать, ни ожидать ничего конкретного было нельзя. Каждый день теперь давался мучительнее и тяжелее предыдущего. Мучимые жаждой, осажденные пили мочу, конскую кровь, берегли каждую каплю добытой влаги. Начался падеж.