Второй вертолет охотился на набережной, его пушка не замолкала, собирая кровавую жатву. Первый вертолет, отстрелявшись по главной цели — очевидно, это было планом на случай, если не сработает со снайпером — сменил второй, очевидно, расстрелявший боезапас. Набережные и проулки был буквально залиты кровью, завалены теми, кто уже принял шахаду, и те, кто только готовился предстать перед Аллахом. Ракеты 2,75 дюйма были старыми, примитивными. Но действенными. Людей было так много — что осколков для смертельного поражения хватало далеко не всем — и кто-то умирал сразу, а кто-то — был обречен на мучения. Окровавленные, испачканные своей и чужой кровью люди. С рваными ранами, с оторванными конечностями бессмысленно ползли вперед, взывая к Аллаху и умоляя го забрать их поскорее, прервать их мучения. Аллах, однако, был милосерден далеко не ко всем…
Дик снова спас их обоих. Рванул назад, побежал по проулку — как раз в тот момент, когда один из вертолетов зачистил набережную и решил теперь разобраться с целями в проулках. Ракеты рванули, когда они бежали по улице… но не убили. Плохо соображая, что она делает, Алиссон просто перебирала ногами, ее разум отказывался принять увиденное.
На соседней улице — Дик буквально налетел на такси. Заколотил по капоту, требуя открыть дверь, сунул в лицо водителю доллары.
— Поехали!
— Куда, эфенди?
— К Цитадели!
Алиссон в какой-то момент поняла, где она находится. В небольшом отеле у Цитадели, там, где остановился Дик. Сейчас — он нервно ходил по комнате, смотря на экран ноутбука, на котором показывался прогресс отправки информации в редакцию. Файлы были большими, Интернет был отключен — и для переправки через спутник требовалось время.
Бронежилет — стоял, прислоненный к стене. Шкаф — стоял прислоненный к двери. Даже если начнут ломать дверь — скорее всего. Файлы успеют попасть в хранилище. А оттуда их уже не достать — все.
Правду не остановить.
Комп негромко пиликнул — и Дик хлопнул в ладоши.
— Всё! Ха….
Алиссон тупо смотрела на него.
— Что с тобой, мать.
Бывший полицейский курсант определил с одного взгляда. Метнулся к бару…
— Двадцать семь девяносто девять… — с сожалением сказал он, сворачивая красную голову миниатюрной бутылке. Давай — залпом.
Алиссон так и смотрела — она просто не понимала, что происходит.
Только после того, как он силой скормил ей весь джин — до нее начало доходить. Шок… скверное дело, бывало, что люди умирали, не перенеся того, чему пришлось быть свидетелем. Для выведения человека из такого состояния — пока это еще возможно — нужна сильная встряска: клин клином. Мордобой, секс, водка — все что угодно. Дик не мог помочь ни по первому, ни по второму пункту — оставалось третье. К счастью — помогло…
Она разревелась. Страшно, навзрыд — как прорвало плотину. Она не могла ничего внятного сказать — она просто сидела и выла. Дик молча ждал…
Прошло больше часа. Дверь никто не ломал.
— Ну? — наконец сказал он — все?
— Они… — она смогла вымолвить слово — убили. Убили…
— Знаю…
— Убили…
— Знаю…
Дик внезапно хлестнул ее по щекам, крест-накрест. От неожиданности она замолчала.
— Слушай сюда. Эти уроды — одинаковые, понимаешь. Что на улице, что в этих вертолетах. Просто у одних в руках автомат, у других — вертолет.
— Господи… они их убили.
Из распахнутого настежь окна, у которого стояла на подставке спутниковая антенна — тянуло дымом пожара…
— Чуешь? Здесь война начинается… второй Бейрут нахрен будет.
— Но как…
— А вот так. Приди в себя, мать. Они все одинаковые. Исмаил — такой же.
Она вдруг вспомнила.
— Исмаил!
А если он был там?!!!
Дик вырвал у нее аппарат.
— Ах ты, сукин сын! Педик проклятый!
От удара она полетела на кровать. Еще раз. Еще…
— Лежать!
— Ты!
— Лежать, сказал!
— Он мог быть там!
— Да, и причем что с той, что с другой стороны. Здесь человеческая жизнь и плевка не стоит! И я нахрен не хочу, чтобы ты навела на нас карателей с черными флагами!
— Он не такой! Он…
— Ты уверена, что это так? Ты можешь мне гарантировать, что это так? Гарантировать — можешь, а?!
Несчастливый гомосексуалист и несостоявшаяся лесбиянка — разъяренно смотрели друг на друга в номере каирского отеля, расстрелянного города, который медленно, но верно, с каждым часом погружался в трясину гражданской войны. Причем такой, которая хуже ливанской… наверное такой, какая была в России в начале двадцатого века.
— Нет.
— Вот именно.
— Но он…
— Выпутается сам — подытожил Дик — господи, Алиссон, ты же взрослая женщина. Он у себя дома, это мы, нахрен на чужой планете. Если он собирается сделать какую-то глупость — вряд ли ты его остановишь, согласна?
Алиссон устало села на кровать.
— Сволочь ты, Дик. Ты никогда не любил, потому ты такая сволочь.
— И еще какая. Просто я предпочитаю остаться живой сволочью. А ты — тянешь нас на дно, поняла?
Алиссон устало вздохнула.
— Ладно, ты прав. Отправил?
— Ну, наконец то. Все тип-топ. Я не только отправил — я еще положил в хранилище несколько хороших скринов
[111]. Думаю, за них там бойня уже идет.— Вообще — то контракт…