Копье Теней

В краю, где луна холодна, а мертвецы гуляют на просторе, Ахазиан Кел услышал голос Волундра. Голос, точно раскаленные гвозди, вонзался в разум, но чемпион все же решил не слушать сейчас, подумав, что в этом случае Волундр простит его. Или нет. В любом случае, решение было принято, и Ахазиан больше о нем не думал.

Сейчас он был очень занят мертвецами, пытающимися убить его. Воины-смертостуки, бодрые скелеты в потрепанных остатках доспехов, не спасших их при жизни, появились из теней гигантских каменных колонн, выстроившихся по обе стороны от чемпиона. Они наступали в лунном свете, наводнив широкий проспект. Ржавые клинки жаждали его тела, трухлявые щиты врезались в шеренги его последователей, уже опрокинув нескольких.

Участь кровеграбов не слишком заботила Ахазиана. Живые — лишь средство достижения цели, мертвые — только очередное препятствие между ним и тем, что он ищет. Впереди, за рядами мертвецов, в конце окаймленной колоннами улицы, темнели распахнутые ворота мавзолея-цитадели. Два каменных скелета-великана застыли на коленях по обе стороны от просторного входа, склонив черепа над эфесами своих мечей. Где-то звонил погребальный колокол, пробуждая мертвых от их вековой спячки.

Воины-смертостуки затопили дорогу. Они маршировали между затененных колонн, выходили из мавзолея-цитадели поодиночке и группами. Присутствовали не только местные покойники — даже чужаки, кого прирезали здесь совсем недавно, откликнулись на зов невидимого колокола. И хотя кости их дочиста обглодали шакалы и стервятники, обитатели развалин, Ахазиан узнавал символы, украшавшие их покореженные доспехи, — руны Кхорна и Слаанеш, равно как и зловещие глифы тысяч низших богов виднелись среди безмолвных рядов врага.

Шаиш отличался постоянством только в одном. В том, чем не могли пренебречь сами боги. Эта земля принадлежала смерти, и даже сильнейшие всегда здесь сдавались. Невозможна настоящая победа над тем, что торжествует надо всем. Впрочем, некоторых это не останавливало.

Но победу Ахазиан не ставил своей целью. Нет, не сегодня.

Он был выше больше чем на голову даже самого высокого из дикарей, сражающихся бок о бок с ним. Тело и широкие плечи защищали багряно-желтые пластины брони, заточенные по краям до бритвенной остроты, из шлема-черепа вырастала руна Кхорна — символ преданности и служения. Фигуру обвивали тяжелые цепи, чьи звенья украшали шипы, крючья, а кое-где — скальпы.

Окружала Ахазиана фаланга дикарей, собранных по долинам этого края. Головы их бывших вождей (лишенные скальпов, привязанных теперь к поясу чемпиона) постукивали сейчас по его бедру. Если и был более простой способ заставить других делать то, что нужно тебе, то он его еще не открыл. Кровеграбы носили ветхие латы, подобранные на тысячах полей боя, изобилующие тотемами для предохранения от смерти, а кожа дикарей была расписана пеплом и костяной пылью, чтобы сделать их невидимыми для призраков. Однако сейчас эти средства защиты работали не особенно хорошо. Впрочем, кровеграбов это и не заботило.

Основная масса дикарей яростно сражалась вокруг него, рубя и коля немых мертвецов. Ахазиан держался в авангарде — его право, его удовольствие. Смертеносец рвался вперед, как острие копья, с кроветопором в одной руке и черепомолотом в другой. Оба оружия жаждали того, чего этот враг дать не мог, и их разочарование передавалось хозяину. Металлические шипы на рукоятях больно впивались в ладони, бередя старые раны, и пальцы Ахазиана скоро стали скользкими от крови. Но ему было плевать — пусть пьют, если хотят. Пока топоры служат ему верно и честно, это самое малое, что он может сделать для них. Кровь должна литься, даже если эта кровь — его собственная.

Он разрубил щит с намалеванной на нем ухмыляющейся трупной рожей, расколол и съежившиеся под щитом кости. Грубой силы хватало на то, чтобы расчистить вокруг немного пространства, но долго так ему не продержаться. Мертвецы дрались с холодной свирепостью, которой завидовали даже некоторые служители Кровавого Бога. Один из многих уроков, преподанных ему в свое время Шаишем.

— Вперед! — рявкнул он, вложив в голос всю свою ярость. — Кхорн заберет того, кто посмеет остановиться!

Ближайшие кровеграбы, завопив, удвоили усилия. Довольно рыча, Ахазиан боднул лбом в челюсть ухмыляющегося скелета, расколов желтоватый череп. Отшвырнув в сторону дергающиеся останки, он протолкался дальше, увлекая за собой своих приспешников. Копье, врезавшееся в наплечник, развалилось на куски — а он переломил хребет тому, кто это копье держал. Упавшие скелеты цеплялись за ноги, а Ахазиан топтал их, превращая в пыль. Ничто не должно стоять между ним и его целью.

За воротами находилась его судьба. Кхорн наставил его на путь, и Ахазиан Кел зашагал по этому пути — добровольно. Ибо что еще он мог сделать? Для келов существует лишь бой. Война — вот единственное подлинное искусство Икрана. Причины значения не имели. Повод — лишь отвлекающий момент, пятнающий чистоту истинного искусства.