Туча вполне соглашался с этим. Именно поэтому он сделал вывод, что Володю подставили, слишком уж профессиональной выглядела работа. Соснов-ский был арестован.
На допросе он показал, что днем Алена позвонила ему в редакцию и умоляла прийти на Спири-доновскую, потому он и пришел. Но по заключению экспертизы выходило, что днем Алена была уже мертва и позвонить не могла, так как убили ее еще ночью. А сотрудники редакции показали, что никакого телефонного звонка в кабинете редактора Сосновского днем не было.
— Дверь могла быть плотно закрыта! Кто бы услышал? — в отчаянии воскликнула Таня.
— А, брешут, шо твои шкарпетки! — махнул рукой Туча. — Ясно, шо подсидеть хочут. Уже и подсидели. После ареста редактор другой назначен. А Сосновского — тю.
Туча продолжал свой рассказ. Кроме того, приехавшие из села родственники Алены показали, что из квартиры исчезли все ее золотые украшения, в том числе и серьги с бриллиантами, подаренные братом, покойным комиссаром Патюком. Все это на достаточно большую сумму.
У следствия появилась информация, что у Со-сновского были карточные долги, кто-то слил чекистам, что Володя был в игорном притоне на Косвенной. Решили, что Сосновский явился к Алене за деньгами, просил дать ему серьги с бриллиантами, чтобы он мог их заложить. Алена отказала. Возникла ссора. Сосновский задушил жену и забрал все.
— Бред! Делают из него какого-то уголовника! Так уголовник бы поступил! Так комиссар Па-тюк бы поступил! И подобные патюки! Но только не Володя Сосновский, не бывший князь! — Таня в отчаянии заломила руки. — Не бывает бывших князей! Благородство — оно в крови!
Из глаз ее хлынули сдерживаемые слезы. Туча не собирался ее успокаивать.
ГЛАВА 20
Зацепки невиновности. Начальство в грязелечебнице. Первое столкновение с Фингером. Очередная жертва Зверя
Но самые убийственные показания против Володи, по словам Тучи, дал один из редакционных сотрудников. Этот журналист как раз и был назначен главным редактором газеты после ареста Со-сновского.
— Подсидел, — застонала Таня.
— А то! — согласился Туча. — Сейчас времечко такое! Сейчас родная мать подставит, шоб свою выгоду поиметь. Не то шо левый фраер за свои интересы. Шкурные.
Туча сказал, что показания говорили о том, что Алена приходила в редакцию к Володе. Между ними возникла ссора прямо в коридоре, и это слышали все. И Сосновский громогласно пообещал убить Алену.
— Да это же чушь! — плакала Таня. — Такое в пылу гнева, в ссоре говорят абсолютно все люди! Это вообще ничего не значит!
— А здеся бумага подписанная. А бумага — это тебе еще за тот шухер! Как по морде припечатает, так по клочкам не соберешь, — вздохнул Туча.
Но, по его словам, это было еще не все. Сотрудник усугубил показания тем, что заявил, что якобы через день после ссоры с женой Сосновский искал людей, которые имеют знакомства в криминальной среде, чтобы найти тех, кто поможет ему избавиться от супруги. Обратился и к этому журналисту. Но тот отказался и, дескать, заявил, что это реальный уголовный срок, и посоветовал Володе такого не делать.
— За гранью безумия, — горько вздохнула Таня. — Все знают, что Сосновский писал романы о жизни криминального мира Одессы. Хорошо знал бандитский мир. Был знаком с самим Мишей Японцем. Зачем ему кого-то искать? Да захоти он по-серьезному, таких бы людей нашел, все бы так обставили, что ни одна собака не подкопалась бы!
— Ну, это мы с тобой кумекаем, — сказал Туча, — а этим лишь бы бумагу зашпандорить. И получилось по этой бумаге, что жену Сосновский убил.
Туча объяснил, что эти показания стали настолько важными, что Володю оставили под стражей и запретили ему все свидания.
— Где он? — Таня проглотила горький комок. — Где его держат?
— Вот... тут самое плохое, — Туча отвел глаза, — его почти сразу перевезли на Люстдорфскую дорогу. Оттуда не сбежишь.
— Нужен побег! — вскочив на ноги, Таня заметалась, как раненый зверь. — Мы должны устроить побег! Он не выживет! Он не может находиться в тюрьме! Только не он, не Володя!
— Уйми свой хипиш, — строго сказал Туча, — нет побегов с Люстдорфской. Сама знаешь.
Таня знала. И это знание причиняло такую боль, словно ее заживо резали ножом. До того момента она сама даже не предполагала, что может так страдать. Страдание нахлынуло на нее, как мощная, свирепая волна девятого вала, и погребло под собой, лишая воздуха, жизни, света. Не оставалось ничего, кроме как барахтаться в этой ужасной волне, понимая, что нет ни единого шанса выбраться на поверхность.
— Да не рви за душу... — жалобно произнес Туча, которому было невыносимо смотреть на страдания Тани, — не рви, мука-то крестная на тебя глядеть... Есть кое-что. Я допоследок припас. Ты за ухи заслушай, может, с тем шо и скумекаем.