Это сказано таким тоном, как будто «да-да, мы русские». То есть, носильщик готов быть тем, кого закажут
Он, скорее, выглядит евреем в период с 1—ю по 2—ю мировые войны: познавшим многие печали и оттого безупречно мудрым.
Глаза его мрачны, вопреки улыбке до ушей. Он говорит:
– Tvoi est moldavan karacho…
Все переглядываются – Натан, Иеремия, носильщики, – и смеются. Молдаванам приятно, что они угодили иностранцам. Лица у них теплеют, смягчаются, они обмякают, как девушка, которую позвали в баню, но не изнасиловали (и тут-то ее и изнасилуют). Переглядываются, подхихикивают. Натан хватает чемодан, другой рукой приобняв Нику, идет с ним а аэропорту. Иеремия идет за ними, и Ион тоже – но вторая парочка друг к другу не прикасается. Происходит обмен репликами, причем молдаване говорят по-молдавски, а агенты – на английском. Обмен репликами происходит хаотически, этим нужно подчеркнуть всеобщую растерянность, охватившую трех мужчин
– Нику, они что, голубые? – говорит Ион.
– Натан, что ты задумал? – говорит Иеремия.
– Не знаю, Ион, – говорит Нику.
– Он тебя лапает! – говорит Ион.
– Натан, зачем ты его лапаешь? – спрашивает недоуменно Иеремия.
– Иди за мной, и делай, как я, – говорит Натан.
– Нику, а какие у нас варианты? – говорит Ион.
– Натан, ты мне старший товарищ, я ходил с тобой в разведку на палестинскую сторону, ты мой командир, в конце концов, но… – говорит Иеремия.
– Мы с ними всего разочек туда-сюда, а они нас на работу, может, устроят, – говорит Нику.
– Просто делай как я, – говорит Натан.
– Ион, а можно, только ты туда-сюда? – говорит Нику.
–… но я не собираюсь трахать своего молдавана, как это собрался делать ты! – говорит Иеремия.
– Знаешь, Нику, русские говорят «на чужом горбу в рай не въедешь», – говорит Ион.
– А на чужой заднице тем более! – сурово добавляет он, и тоже берет Натана за талию.
– Не собираюсь я его трахать, – говорит Натан.
– Теперь он тебя лапает, – говорит Иеремия.
– Они приняли нас за голубых, все из-за этих нарядов чертовых! – говорит он.
– Хочешь жить в Риме, будь как римлянин, – говорит Натан.
– Что, в принципе, и значит «будь голубым», – соглашается он.
– Ион, ну тогда давай хотя бы ты первый, – говорит Нику.
– А я посмотрю, научусь… – говорит он жалобно.
– Ты, дебил, так и не научился штукатурку класть ровно, – говорит Ион и сладко улыбается Натану.
– Он тебе улыбнулся! – в ужасе восклицает Иеремия.
– Ты ревнуешь? – спрашивает Натан и смеется.
Ион сладко-пресладко улыбается ему в ответ. Иеремия и Нику дружно сплевывают. Заходят в здание аэропорта, неотвратимо – как «Титаник» к айсбергу, – направляются к туалету. Замедленная съемка, все должно выглядеть красиво. Потом обычный ритм.
– Нику, мы должны проявить инициативу, – говорит Ион.
– В смысле? – говорит Нику.
– Это же нормальная европейская страна, тут не нужно ждать, пока тебе подуют в задницу, – говорит Нику.
– Ты что, хочешь чтобы мы первыми подули им в задницу? – жалобно говорит Нику.
– Натан, я совсем тебя не понимаю, – говорит Иеремия недовольно.
– Делай, как я, – говорит Натан.
Иеремия, с отвращением, приобнимает за талию Нику, тот приобнимает Иеремию, с не меньшим отвращением, они идут за Натаном и Ионом (те смотрятся куда органичней) как третьеклассник и третьеклассница, танцующие вальс на утреннике. То есть, как два человека, никак не рассматривающие друг друга в качестве объекта сексуального вожделения.
– Как зайдем в туалет, прояви инициативу, – говорит Ион.
– Ну, поцелуй его, например, в губы, – говорит он.
– Меня сейчас стошнит, – жалобно говорит Нику.
– Ну, не стошнило же тебя из-за лебедя, – говорит Ион.
– Натан, это же Мужчина, – говорит Иеремия.
– Так и будь Мужчиной, – говорит Натан.
– Нам из-за лебедя дорога обратно закрыта, эти два голубых наша последняя надежда, – говорит Ион жестко.
– Интересно, о чем они говорят, – говорит Иеремия.
– Мне совсем не интересно, – говорит Натан.
– Но если тебя так интересует, думаю, обсуждают, как мы с тобой в постели, – говорит он.
– Они же голубые, – говорит Натан.
Иеремия жалобно молча смотрит ему вслед. Дверь в туалет открывается. Снова замедленная съемка. Натан полуоборачивается и мы видим его глаза. Иеремия, как во сне, идет следом, его рука – как чужая, – все еще на плече Нику, тот по-прежнему держит свою – как чужую, – на талии Иеремии.
Дверь закрывается, и мы успеваем увидеть, как Нику медленно начинает приближаться к Иеремии с закрытыми глазами и вытянутыми губами.