Копи Царя Соломона. Сценарий романа

(Те, кто знаком с материалами Нюрнбергских процессов, понимают, что речь идет о знаменитой шахте смерти, где убивали летчиков США, СССР, а для остальных пусть это будет такой же криптоисторией и болтовней Натальи, как и остальная часть рассказа, все равно в концлагеря нынче никто уже не верит, ведь хипстеры и продвинутые педерасты, не читавшие хорошую книгу «Бесконечный Тупик» Д. Е. Галковского, обожают его анекдоты про Вторую Мировую – прим. В. Л.

Агитационный фильм: счастливая псевдо-русская семья сидит на крыльце домика, дородная блондинка расчесывает волосы, папаша пьет водку – Культурно – дед наливает чай из самовара, флаг Германии, балалайка, дети возятся у лавки, все счастливы.

Хроника: горит деревня, выбегают из домов женщины и дети, их расстреливают.

Ретроспектива: солдат, пристреливший Соломона, стоит в шахте уже на коленях, с него текут пот и кровь. Кадры становятся цветными. Солдат внезапно он начинает петь.

– Наверх вы товарищи, все по местам… – поет он.

– Последний парад наступает… – поет он.

Немцы что-то кричат сверху, лай собак. Солдат поет, постепенно за ним начинает тянуть песню вся цепь.

–… Наш гордый Варяг, – поют они.

Показано, как падают один за другим заключенные, которых расстреливают сверху, как капает сверху в глубь шахты их кровь, как умолкают рты. Последним остается солдат, предавший Соломона.

– Наверх вы товарищи, все по местам! – поет он.

Раздается грохот сапог солдатни, спускающейся к нему. Показано лицо красноармейца, он явно боится.

– Последний парад наступает, – тянет он.

Грохот все громче, света сверху уже почти не видно. Лай собак все ближе…

(Это очень напоминает ту сцену из «Пополь-Пуха», где говорится о том, что за сбежавшим с рудников индейцем несется погоня с собаками, и сердце его стучит в такт их лаю…. но так как в истребление индейцев, как и в концлагеря, педерасты, криптоисторики и читатели «Афиши» нынче не верят, да и «Пополь-Пух» явно не из сферы ими прочитанного, мы не будем давать никаких отсылов на этот латиноамериканский эпос – прим. В. Л.

– Наш гордый Варяг, – поет солдат, и, превозмогая страх, встает.

Он выглядит, как оловянный солдатик. Такой же никчемный, бесполезный, игрушечный, трогательный, и бесконечно прекрасный и безумно отважный в своем одиночестве. Понятно, что он искупил предательство – хотя бы перед сами собой.

– Наверх вы това… – снова затягивает он припев, потому что откуда же простому красноармейцу из раскулаченной деревни знать слова дореволюционной песни.

Гремит выстрел.

На тело, – еще не опустившееся, – налетают собаки. Возня, затемнение. Влажный от крови – просто темный, мы не видим цвет – песок. Затемнение, рассвет, новый день. Показана шахта – общий план. Мертвые тела. Кого где пристрелили, там все и лежат. В шахту по очереди, меняясь в лице – им всё становится Понятно – спускается очередная партия военнопленных. Кто-то ругается, кто-то крестится, кто-то молится. Один – совсем молодой – задирает голову и смотрит пристально наверх. Камера показывает шахту его глазами. Бездонный колодец, на дне – свет… Яркий, он слепит. Белый-белый фон.

Общий план – это солнце в небе. Показано поле боя сверху. Все мертвы, немцы ушли. Воронки дымятся. На поле приходят несколько крестьянок и оттаскивают тела советских солдат и офицеров к лесу. Закапывают. Разворот камеры – береза в лесу крупно. Береза темнеет (это наступает вечер).

Отъезд камеры. Мы видим березу в парке, видном из окна квартиры Лоринкова.

Показан Лоринков. Он очень грустный. Слышны всхлипывания. Наталья плачет, слезы текут с ее лица в недопитый кофе, недокуренная сигарета дымится. Наталья плачет по-настоящему. Мы понимаем, что ее отец зря не верил в перспективу актерской карьеры дочери.

– Да уж… – грустно и растерянно говорит Лоринков.

– Бывает… – мямлит он обычные, ничего не значащие слова, только которые и подходят для таких случаев.

Наталья, – с решительным видом, – собирается и вытирает лицо платком.

– Вот и все, – говорит она, кривя губы.

–… знаешь, последние несколько лет это… – говорит она.

– Ну, словно идея-фикс, – говорит она.

– Я вдруг остро почувствовала… май идентити, – говорит она растерянно.

– Корни, что ли? – говорит Лоринков.