Копи Царя Соломона. Сценарий романа

– Натан, в Завете сказано «мечом моим изберу тебя, народ Израиля», – говорит Иеремия.

– «Покарать идолопоклонников», – цитирует он Ветхий Завет.

– Вот-вот, – говорит Натан.

– Мечом, а не монтировкой, – говорит он, и мы видим монтировку в крови, которой Иеремия и забил таксиста насмерть (мы видим черно-белую ретроспективу того, как это происходило).

– И идолопоклонников, а не сраных таксистов, – говорит он.

Иеремия сникает. Ему становится неловко. Натан ласково ерошит ему волосы. Набирает текст.

– Ворвемся к ней в номер? – спрашивает Иеремия.

– Зачем? – говорит Натан.

– Она умная еврейская девушка, – говорит он.

– Она сама все найдет, – говорит он.

– Сделает всю работу, – горит он.

–… а мы подъедем, – говорит он.

–… когда все купюры будут пересчитаны, и ценности сложены, – говорит он.

– А мы просто будем рядом… всегда, – говорит он.

– Следить, чтобы не натворила глупостей, – говорит он.

Иеремия смотрит на старшего товарища с восхищением. Они закрывают дверцу машины, и сталкивают ее в озеро (оно прямо под парком, обычно туда в Кишиневе и сталкивают трупы в машинах, а находят их уже на следующий год, когда трупы раздуваются и всплывают – прим В. Л.).

Идут по направлению к автобусной остановке.

– Надо же… сама все сделает… а мы… – восхищенно говорит Иеремия.

– Натан, ты не играл в шахматы? – спрашивает он..

– Ой, я тебя прошу, эти блядь шахматисты сраные все тупые, как курдюк барана, – говорит Натан.

– Что?!!! – теряет дар речи Иеремия.

– Натан, как ты можешь так говорить?! – говорит он.

– Многие великие шахматисты были евреями, – говорит он.

– Каспаров, Лассар, Фрейзель, – говорит он.

– И что? – практично спрашивает Натан.

– Они ни хера, кроме своих шахмат сраных, в жизни не понимают, – говорит он.

– Натан, ты не прав… – говорит Иеремия.

Жестикулирует, что-то доказывает. Разговаривают, подъезжает автобус. Отъезжают.

Гостиничный коридор. Мерзкий, ярко-желтый – у сливочного масла такой цвет выглядит, напротив, естественным и аппетитным, – свет коридора. На полу толстый ковер. Дверь номера тихо открывается – это Натан, мы успеваем увидеть спящего Иеремию, – мужчина выходит, тихо ступает по ковру. Выходит на террасу. Закуривает сигарету. Достает мобильный телефон. Это не тот, что принадлежал отцу Натальи. Он синий, на экране – фотография чуть полной женщины примерно 35 лет. Она очень красива, ярко, даже вульгарно, сексуальна. Одета как Кэтрин Зета-Джонс (если Кэтрин не похудеет для очередного дебильного блокбастера, то на эту роль можно взять ее – прим. В. Л.).

Натан смотрит на фото с обожанием (как, в принципе, любой мужчина на фото Кетрин Зеты-Джонс, если она чуть полненькая, но я бы не хотел, чтобы эту фразу увидела моя жена, впрочем, она сама похожа на Кэтрин Зету-Джонс, когда полненькая, так что оставляем – В. Л.).Открывает входящие.

«Милый все чудесно я взяла еще несколько тысяч с той кредитки, которая была в шкафу, потому что та которую ты мне оставил почему-то пустая, а я-то снимала с нее всего семь раз по мелочам и поче…»

«Милый ужасно неловко тебя беспокоить но твоей лапе катастрофически не хватает денег на наряды в которых она так нравится своему пуси…

«Милый не хочется даже думать таких ужасных вещей но если ты не можешь содержать свою кошечку как следует может быть нам пожить раздельно мы могли бы встреча…»

Натан мрачно стирает одно сообщение за другим, почти не видный на темной террасе. Из-за облака выходит Луна и освещает лицо агента.

Мы видим, что Натан без слез, безутешно и беззвучно, – и поэтому очень страшно, – плачет.

Снова экран телефона.

Крупно смс.

«docha umnitsa derji nas v kurse

peredvijenii. mne legche zvonit nelzea tak

chto pishi sms. mama rassvela

Довольное лицо Натали. На голове у нее тюрбан-полотенце. Откладывает телефон. Напротив Лоринков, тоже посвежевший, после душа. Сидят на кухне, кофе, тосты, черное окно. Натали говорит…

Дымится кофе…

Дымок становится туманом, экран белеет…

Ретроспектива

Дым рассеивается…