Копи Царя Соломона. Сценарий романа

– Но на всякий случай, говорим по-английски, – говорит он по-английски.

– Ладно, – говорит Иеремия.

– Кстати, нам обязательно было этих двух мудаков-голубых убивать? – говорит он, с отвращением глядя на одежду гастарбайтера, надетую на себя.

– Ну, я думаю, нет, – говорит Натан.

– Ну тогда почему мы не проехали по удостоверением «Интерпола»? – говорит Иеремия.

– Они бы перед нами на границе расстелились все, – говорит он, – сказали бы им, что девчонка преступница…

– Их полиция за нас все бы сама сделала, – говорит он.

Потом осекается.

– А, ну да, – говорит он.

– Деньги, – говорит он.

– Верно, малыш, – говорит Натан.

– Мы из них потом деньги будем сто лет выбивать, – говорит он.

– Да и еще один аспект есть, – говорит он.

– Мы, конечно, могли бы и как официальные представители Интерпола въехать, – говорит он.

– Но тогда какие мы, на хрен, секретные агенты? – спрашивает он.

Молчание длится меньше секунды. Таксист, дождавшийся, когда оба пассажира замолчат, моментально вклинивается. Он кричит:

– А про Абрама в цирке, а?

– А-ха-хах-а! – разогревает он себя перед выступлением.

Крупно: золотые зубы во рту, потом – каменные лица Натана и Иеремии.

***

Кабинет полиции. Натали и Лоринков все еще вдвоем.

– Страшный кавардак! – не выдерживает Наталья.

– Бардак, – мрачно поправляет ее Лоринков.

Девушка нехотя – а что делать, другого собеседника нет, – опять поворачивается к нему. Спрашивает:

– А вы здесь…?

– В самолете, знаешь, плохо стало, – говорит Лоринков.

– Давление, перепады, то, се, – говорит он.

– Надо же, я тоже только сегодня прилетела, – говорит она.

– И что, в аэропорту украли что? – спрашивает он.

– Нет, я… ну я выпила… – говорит она.

Он смотрит на нее с усмешкой. Потом, в приступе похмельной откровенности, говорит:

– Гребанная Молдавия! – говорит он.

– Ну, что я здесь делаю? – говорит он.

– А что вы здесь делаете? – спрашивает девушка.

– Вообще, я писатель, – говорит он.

– Великий писатель, меня во всем мире знают, – говорит он.

– Лоринков, – представляется он.

Девушка чуть хмурится.

– Нет, я не слышала, – с англо-саксонской прямотой говорит она.

– Ну, вы американцы ни черта вообще не слышали, – бросает Лоринков.

Видно, что он расстроен. Чтобы поскорее замять тему, спрашивает:

– А ты чего сюда?

– Что? – спрашивает она, фраза «зачем ты сюда прилетела» была бы ей намного понятней.

– Ну, чего прилетела? – спрашивает он.

– Э-э-э, на могилу дедушки, – говорит она.

– Ясно, – говорит он, – на еврейском кладбище?

– Нет, он в провинции, – говорит она.

– Ларга, – говорит она.

– Ничего себе, – говорит Лоринков.

– Что? – говорит она.

– Далеко, – говорит он.

– А вы что, там были? – спрашивает она.

Лоринков смеется. Он становится похож на спившегося актера ТЮЗа, который встречает пополнение из колледжа искусств, и твердо намерен трахнуть новенькую исполнительницу роли Снегурочки, поэтому играет демона: смех актрисы Вертинской, взгляд Иннокентия Смоктуновского, поза Лермонтова… В общем, из этого микса получается что-то вроде Фаины Раневской и Ефремова в костюме балерины, только – с похмелья и в мужском рваном костюме. Но так же карикатурно и тошнотворно.

– Был ли я? – спрашивает Лоринков.

– Был ли я, деточка… – говорит он.

– Деточка, – говорит он (сходство с Раневской усиливается – прим. В. Л.).

– Да я 15 лет был репортером криминальной хроники, – говорит он.

– Я каждый день выезжал в села… в провинцию… – говорит он.

– 15 лет каждый день, это 365 на 15, это… – говорит он.

– Это… это… – говорит он.

– Это до хрена! – находит выход он, потому что посчитать в уме быстро не получилось.

– Я знаю Молдавию вдоль и поперек, я смогу с закрытыми глазами провести в любой населенный пункт, – говорит он.

– Я же, кроме этого, еще вел рубрику «История края», – говорит он.

– 15 лет истории и крови, – говорит он, зажмурившись, отчего едва не падает, потому что с похмелья с закрытыми глазами и одна нога на другой удержать равновесие очень трудно.

– Именно это дало мне уникальный жизненный опыт, благодаря которому я и стал писателем, – говорит он.

– Великим, – добавляет он сердито.

– А какая Ларга? – говорит он Наталье, которая глядит на него, как советская девочка-подросток на настоящую Барби.

– А их что…? – спрашивает Наталья.

– Деточка, – говорит Лоринков.

– Ларга есть на севере, в нее я ездил, когда мальчишка подорвался на мине второй мировой войны, – говорит он.

– Ларга есть на юго-востоке, и там гнездились пеликаны, которые перестали это делать, когда озеро забросали ядовитыми отходами с местной птицефабрики, о чем я написал острый репортаж, – говорит он.

– Ларга есть на Западе, там жеребец откусил яйца хозяину, который решил его кастрировать, я об этом тоже писал, и эту заметку потом ретранслировало СиЭнЭн, – говорит он.

Наталья резко вздергивает головой, как жеребец, заслышавший голос ненавистного хозяина. Хлопает в ладоши, вернее, пытается, потому что на ней наручники.

– Я видела это в новостях, пару лет назад! – восклицает она.

– Серьезно? – говорит Лоринков.

– Да! – говорит она. – В той части, где про мировые курьезы!

– Вот видишь, – говорит Лоринков.