Копи Царя Соломона. Сценарий романа

Ярко-желтый свет. Камера отъезжает, мы видим, что это солнце. Оно беспощадно слепит, камера показывает, что щурится не только зритель, но и двое агентов, Натан и Иеремия. Крупно показан пейзаж, он словно игрушечный, кукольные овечки пасутся на ярко-зеленых холмах, земля расчерчена полями, огородами, садами (не могу не процитировать выдающегося молдавского писателя В. Лорченкова – «Молдавия из-за расчертивших ее холмов и садов была похожа на лоскутное одеяло» – прим. В. Л.)…Сверху планирует какая-то хищная птица. Иеремия глядит на нее, и мы видим, что у него тоже очень многого с хищной птицей. Характерный нос – уж точно. Агенты едут в машине, мы видим дорогу их глазами, очень похоже на приморский пейзаж Средиземноморского побережья Франции, только сбоку от серпантина нет моря. Мы попадаем в салон машины как раз в самый разгар спора агентов.

– Как же так, Натан?! – возмущенно говорит Иеремия.

– Как ты можешь служить в Моссаде и говорить такие ужасные, отвратительные вещ… – говорит он.

– Да мне по фигу, – лениво говорит Натан, который глядит на солнце с закрытыми глазами (ведет Иеремия).

– Вся эта патриотическая жвачка… – говорит он.

– Натан, ты же не станешь отрицать, что мы окружены кольцом врагов? – говорит Иеремия.

– Не стану, – спокойно говорит Натан.

– Ну и что с того? – говорит он.

– По мне так, что футбольный клуб, что флаг, государство, честь, мля, совесть, – говорит он.

Иеремия шумно выдыхает. Жестикулирует, несмотря на то, что он за рулем. Говорит с таким видом, как будто выдвигает последний аргумент (так и есть – прим. В. Л.).

– Ты же не станешь отрицать, Натан, что евреи это нация, давшая миру сотни гениев? – говорит он.

– Нет, не стану… – лениво говорит Натан и добавляет, когда Иеремия, было, успокаивается, – как и все другие.

– Но ты же не станешь спорить с тем, что мы дали миру Больше всего гениев, что мы Особенные? – говорит Иеремия.

– Ты говоришь как фашисты, – говорит с улыбкой Натан.

– Те тоже считали нас не такими как все, – напоминает он.

– Только за эти особенности они давали нам не Нобелевскую премию по физике, а лагерь, – говорит он.

– Нет уж, спасибо, – говорит он.

– Я лучше буду, как все, – говорит он.

Все это время Иеремия покачивает головой с удивленной улыбкой. Он очень похож на участника движения «Наши», который к 27 годам узнал, что Дмитрий Донской, оказывается, был данником хана Тохтамыша, а Мамай был узурпатором, которого Донскому велели разгромить монголы. Еще он похож на молодого армянского интеллектуала, узнавшего, что дашнаки – оказывается! – грабили банки. Он даже реагирует так же – беспомощно и глупо, с ненужным пафосом.

– Невероятно! – восклицает он.

– Натан Щаранский! – говорит он, подняв палец.

– Царь Соломон! – говорит он.

– Эйнштейн! – восклицает он.

Натан, улыбнувшись, высовывает язык (тем самым он пародирует известную фотографию Энштейна, на которой тот изображен с высунутым языком, но, как и всякому расовому патриоту, Иеремии этот культурный отсыл непонятен, ему кажется, что над ним подсмеиваются – прим. В. Л.).

– И даже этот, который придумал таблицу… – продолжает Иеремия.

– Как его… – говорит он.

– А, Менделеев! – восклицает

– Ну а тот-то каким боком? – спрашивает Натан.

– Он был портным, и фамилия его была Мендель, – говорит Иеремия.

– До пятидесяти лет, – говорит он.

– А чтобы царское правительство разрешило ему заниматься химией, – говорит Иеремия.

–… он фамилию на Менделеев и поменял, – говорит Иеремия.

– Иеремия, – говорит Натан.

– Ты, срань несчастная, что несешь? – говорит он.

– Как человек, который был 50 лет портным, – говорит он.

–… мог после 50 сделать открытие в сфере высшей химии? – говорит он.

– Ну, всякое бывает, – говорит неуверенно Иеремия.

– Ну так попробуй! – восклицает Натан.

– Тебе же всего 38, – говорит он.

– Ты, по идее, можешь и в астрономии еще что-то открыть, и в ядерной мля физике! – говорит он.

– И тебе даже фамилию менять не придется! – восклицает он.

Иеремия молчит, глядит на дорогу. Видно, что он и сам понял, что с Менделеевым несколько погорячился.

– Зато Энштейн… – буркает он.

– Иеремия, – говорит Натан, потеряв терпение.

– Я прикончил на этой службе с полторы тысячи человек, и это не считая службы в армии, – говорит он.

– По заданию правительства государства Израиль я еду в любую точку мира, и лишаю там жизни людей, – говорит он.

– При этом я рискую своей, – говорит он.

– Тридцать лет ездил, и еще столько же буду, – говорит он.

– Натан, я понимаю что ты тоже заслу… – говорит Иеремия.

– Ты думаешь, я не патриот? – перебивает Натан.

– Нет, конечно, я вовсе ничего так… – говорит Иеремия.

– Я не патриот, – спокойно говорит Натан.

– Как ты мо… – говорит Иеремия.