Копья и пулеметы

А всего через два года в Англии вспыхнула самая натуральная русофобия, вызванная в первую очередь событиями 1813 г. Когда после сокрушительного поражения, нанесенного персам генералом Котляревским, те как-то перестали полагаться на английское золото, английские пушки и английских военных советников, с истинно восточным практицизмом видя, что толку от этого по большому счету мало. «И соседи присмирели, воевать уже не смели». Запросили мира. По Гулистанскому мирному договору того же года к России отошло почти все нынешнее Закавказье за исключением Эривани (куда входила тогда часть нынешней Армении и Нахичевани (впрочем, как мы увидим вскоре, им недолго предстояло оставаться персидскими владениями). Да, а что же Англия? А она поступила, как давно привыкла: помогая союзникам лишь деньгами и малым количеством штыков, получила, пожалуй, максимальные выгоды. Во времена многолетней войны с Наполеоном английские войска активным образом действовали разве что в Испании, где у них имелись свои интересы. Командовал, кстати, кроваво отметившийся в Индии Уэсли, теперь уже герцог Веллингтон. (Между прочим, большой гуманист: всем и каждому твердил, что дисциплина в британской армии рухнет и погибнет, если наказание плеткой-девятихвосткой будет ограничено «всего семьюдесятью пятью ударами».

В Битве народов под Лейпцигом, окончательно и сломавшей хребет Наполеону, англичане не участвовали. Правда, отметились под Ватерлоо, но тогда Наполеона практически добивали. Приобретения Англии на Венском конгрессе были ничтожно малыми по площади по сравнению с тем, что получили другие. Но это были Мальта и Ионические острова, где Британия тут же принялась обустраивать крупные морские базы. Тот, кто владел Мальтой, контролировал Западное Средиземноморье. Тот, кто владел Ионическими островами, контролировал морские пути в Турцию, на Ближний и Средний Восток (не зря именно на Ионических островах при Екатерине базировалась русская эскадра, немало навредившая туркам. Если прибавить к этому еще и Гибралтар (всего-то квадратная миля, но ключ к одноименному проливу), Средиземноморье превращалось в Британское озеро (ну а чуть погодя англичане захватили и порт, позволявший им контролировать Персидский залив).

Гулистанский мир стал для британцев, без преувеличений, ударом ниже пояса, поскольку теперь русская граница на двести пятьдесят миль приблизилась к Афганистану, без кавычек, ключу к Индии. Охвативший англичан панический ужас прорвался и на страницы газет, и в выступления парламентариев. Ну а уже в 1817 г. в Англии развернулась оголтелая антирусская кампания – теперь Россия в качестве союзника была не нужна, а вот стратегическим противником явно становилась. Повод отыскали быстро: в прошлом столетии вступались за «бедную обиженную» Турцию, у которой русские злодеи самым бесцеремонным образом «отобрали» крепость Очаков. Теперь со всем пылом и энтузиазмом защищали «бедную Польшу», якобы стенавшую под гнетом «русского медведя».

Угодно знать, как поляки «стенали» до 1831 г.? У них была своя конституция, какой в остальной Российской империи так и не имелось до ее краха. У поляков была собственная армия, автономная от русской, обмундированная на свой лад и подчинявшаяся исключительно польским генералам (и генералы, и офицеры, и солдаты этой армии в свое время воевали против России в составе Польского легиона Наполеона, но на это было высочайше повелено закрыть глаза). Наконец, русские деньги на территории царства Польского (как назывался этот оазис всех и всяческих вольностей) не ходили – полякам сохранили их прежнюю денежную систему со злотыми и грошами. Как вам такое угнетение?

Англичане не могли обо всем этом не знать. Но заняли твердую позицию: поляки стенают под русским гнетом, и точка! Нам с нашего острова виднее!

В том же 1817 г. редактор не самой последней газеты в Англии «Манчестер таймс» вещал на публике: «Мы всегда боролись за те же принципы свободы… Если бы не разделы Польши, если бы этот народ остался свободным, мы никогда бы не увидели варварские орды русских, опустошающих Европу, калмыков и казаков северного деспота, расположившихся на улицах и в парках Парижа. Каждый английский моряк готов принести свободу и помощь несчастным полякам. Через месяц наш флот потопит все русские суда во всех морях земного шара!»

Как видим, цинизм потрясающий. Со дня последнего поражения Наполеона минуло всего два года, и достопочтенному джентльмену полагалось бы знать, что «варварские орды русских» (ничуть не опустошавшие Европу) появились там не по собственному хотению пограбить, а исполняя союзнические обязательства по отношению к Англии. По той же самой причине «калмыки и казаки» (составлявшие лишь малую часть русской армии), обосновались на парижских бульварах…

Мечты мистера редактора о потоплении русского флота сбылись только через несколько десятков лет, но об этом будет отдельная глава.